Я уже не раз упоминал о его отвратительном покровительственном обхождении со мной и о том, как навязчиво вмешивался он в мои дела. Это вмешательство часто выглядело как оскорбительный совет, но не высказанный в открытую, а намеком. Я воспринимал это с отвращением, которое возрастало по мере моего взросления. Все же сейчас, думая о тех далеких днях, я не могу припомнить, чтобы советы моего соперника когда-либо оказывались ошибочными или недальновидными, как часто случается в столь раннем возрасте; что если не житейская мудрость и целостность натуры, то, по меньшей мере, его моральные качества были гораздо выше моих; наконец, что сегодня я бы мог быть лучше и счастливее, если бы не так часто отказывался прислушиваться к рекомендациям, которые он нашептывал мне своим тихим, ненавистным мне тогда голосом.

В действительности же, под его неприятным мне надзором я со временем сделался ужасно упрям, и с каждым днем все более и более открыто противостоял тому, что полагал его невыносимой заносчивостью. Я уже упоминал, что в первые наши школьные годы мои чувства к нему могли легко перерасти в дружбу, но в последнее время, когда его навязчивость, несомненно, до некоторой степени сделалась спокойнее, мое отношение к нему почти в той же мере превратилось в настоящую ненависть. И однажды он, мне кажется, увидел это, после чего стал избегать или делать вид, что избегает меня.

Если память мне не изменяет, случилось это примерно в то время, когда после очередной потасовки, в которой ему досталось больше обычного, и он стал вести себя с откровенностью, весьма не характерной для него, я вдруг заметил (или вообразил, что заметил) в его словах, выражении лица и во всем облике нечто такое, что сперва поразило, а после заинтересовало меня, пробудив в моей памяти туманные видения из моего самого раннего детства… Бессвязные, смутные и беспорядочные воспоминания из той поры, когда сама память еще не родилась. Чувство, которое овладело мною, я лучше всего передам, если скажу, что не мог тогда отделаться от впечатления, будто уже был знаком со стоявшим напротив меня существом когда-то очень-очень давно, в какой-то бесконечно далекий момент прошлого. Впрочем, ощущение это не было долгим, и я упоминаю о нем сейчас исключительно ради того, чтобы указать день, когда я в последний раз разговаривал со своим удивительным тезкой.

В громадном старом доме с бесчисленными помещениями было несколько больших смежных комнат, в которых спало большинство воспитанников. Кроме того, в нем было и множество всевозможных каморок и маленьких укромных уголков (они имеются в каждом здании подобной причудливой планировки), и эти клеточки находчивый и экономный доктор Брэнсби также приспособил под спальни, хотя изначально они были всего лишь чуланами, вмещающими не более одного человека. Одну из таких комнаток и занимал Уильсон.