Шумно вбежал в избу, сел у порога и… зарыдал.

Старый Дамдин испуганно смотрел на него. Уж таким-то никогда он своего сына не видел.

Спросил с дрожью в голосе:

— Чего же страшного натворил ты, сынок? Не убил ли ненароком кого?

— Невезучий я, отец, ох невезучий…

— Да что, говори, стряслось? Не с Галхан ли?

— Кончено с Галхан. — И плечи Хара-Вана затряслись еще сильнее; обхватил он мокрое лицо ладонями, пряча его от отца.

— Как «кончено»? О чем ты?

— Помешали мне… навсегда.

Дамдин облегченно выдохнул:

— У-уф!.. Что́ — родственники Галхан приехали? Против они? В таком случае, сын, я сам к ним схожу. Нет такого дела, чтоб его миром да ладом нельзя было решить…

— При чем ее родственники?! Это моя сестра… Адии… она! Такое там наговорила, натворила — хоть в петлю лезь. Вы же характер Адии знаете, отец… Зачем, зачем она вмешалась?

— Адии? А что же ты… остановил бы ее!

— Растерялся, отец, я.

— Ну тогда возвращайся туда, — посоветовал Дамдин. — Попроси прощения за Адии… за себя, коли такой ты… тюха, одним словом! Адии ж мимо не пройдет, сейчас будет здесь, я с ней потолкую…

— Поговорите, отец!

Снова побежал Хара-Ван к дому Галхан.

Долго стучался в дверь, но за ней было тихо. Наконец Галхан вышла из комнаты в сени и, не отодвинув засова, громко, отчетливо сказала:

— Убирайся, чтоб нога твоя на мой порог больше не ступала. Я все твои слова забыла. Считай, их не было. Ничего не было!

Не слушая его оправданий, просьб — вернулась в комнату.