— И все? Ты забыл одно, Брокендорф. У нас нет патронов. Дело живо дойдет до команды «отход»! Беги, кто как может! Ты знаешь, что у нас меньше десятка зарядов на стрелка? — Эглофштейн понизил голос почти до шепота.

— Я знаю одно, — упрямо, с досадливой миной ответил Брокендорф, — что Почетного легиона мне в этих глиняных ямах не добыть. И денег не остается в башке ад от такой жизни!

— Десять выстрелов на человека, вот и весь наш боезапас, — тихо повторил Эглофштейн, озираясь, чтобы не услышал кто-нибудь из рядовых. — И дьявол ведает, как этот маркиз де Болибар прознал, что к нам направляется транспорт в 60 000 патронов и порохом для орудий!

А Брокендорф тянул свое:

— Все мои деньги я просадил у Тортони в Мадриде. Там чудесные тушеные почки и особенные пирожки с икрой и молоками макрели, каких на всем свете не сыскать…

— Нет, как он пробрался в дом и как вышел?

— Кто? — включился Донон, отвернувшись от Брокендорфа.

— Да проклятый маркиз! Признаюсь, я не могу найти ответа!

Я-то легко дал бы ему ответ, но решил теперь оставить при себе то, что я знал.

— Мое мнение такое, — решительно заявил Донон, — маркиз все время скрывался в своем доме. Как бы он мог в нужное время подать сигнал горящей соломой? Или вы думаете иначе? Тогда раскусите мне этот орешек!

— Но Салиньяк обшарил все уголки, — парировал Эглофштейн. — Ни кошка, ни мышка у него не могла остаться незамеченной. Если бы Болибар прятался в доме, Салиньяк нашел бы его!

— А мои люди, — сообщил Брокендорф, — странным образом обвиняют Салиньяка в том, что герильясы перехватили конвой. Я их толком не понимаю. Они говорят, с тех пор, как Салиньяк у нас, от всего полка отвернулось счастье, они совсем отчаялись.

— Да, и крестьяне, и жители Ла Бисбаля, — подхватил Донон, испытывают перед Салиньяком какой-то страх. Смешно смотреть, как они сворачивают за угол и крестятся, повстречав его на улице, — словно он колдун или у него дурной глаз…

Эглофштейн вдруг насторожился, услышав эти реплики Донона и Брокендорфа.

— Точно? Они крестятся? Избегают его на улицах?

— Да, сам видел. И женщины поскорее уносят детей за двери, если замечают его вблизи.

— Брокендорф! — подумав, продолжил адъютант. — А ты помнишь бунт польских улан под Витебском?

— Да. Они требовали хорошего хлеба и отмены капральских палок.

— Нет! Дело было в другом. Поляки собрались однажды вечером, шумели и кричали, что их командир проклят Богом. Из-за его присутствия в полку появилась чума. Император приказал тогда расстрелять тридцать человек из них — для примера. Их заставили тянуть жребий — белые и черные полоски бумаги из мешочка, потому что зачинщиков не обнаружили… Так вот, тем командиром был именно Салиньяк!