Полковник поглядел на часы и вновь обратился к офицерам:

— Время торопит. Всякое промедление может стать гибельным. О том из вас, кто вызовется на это задание, я сообщу прямо лично императору, и соответствующее представление ему обеспечено…

Тишина. Слышалось дыхание Гюнтера за стеной. Брокендорф стоял в нерешительности. Донон качал головой, Кастель-Боркенштейн мрачно смотрел на подстреленную ногу, Дубич пытался укрыться от глаз полковника за широкой спиной Брокендорфа.

И вдруг кто-то раздвинул их. Перед полковником встал Салиньяк.

— Позвольте ехать мне, господин полковник! — выдохнул он и оглянулся, боясь, как бы кто другой не опередил его. Грозовой свет отваги и воодушевления трепетал на его желто-восковом лице, крест Почетного легиона сверкал на его груди в свете свечей. И когда он стоял, наклонившись вперед, держа в руках невидимые поводья, мне казалось, что он уже в седле и мчится галопом сквозь линии герильясов.

Полковник долго смотрел на него.

— Салиньяк, вы — истинный храбрец. Я благодарю вас и доложу о вас императору. Идите сейчас домой и подберите себе одежду, какая вам лучше подойдет. Лейтенант Йохберг сопроводит вас до неприятельских форпостов. Идите, я жду вас через четверть часа в канцелярии, там передам все инструкции для вас.

Он отпустил и остальных. Лейтенант фон Дубич выскочил первым, радуясь, что опасную задачу взял на себя другой. Эглофштейн с графом Кастель-Боркенштейном еще задержались у двери — каждый хотел пропустить другого вперед.

— Барон! — легким движением руки пригласил гессенский капитан.

— Граф! — с поклоном отстранился Эглофштейн.

Кто-то, уходя, задул свечи. В темноте я продолжал прижиматься к печке. Тепло не отпускало меня, огонь досушивал мою промокшую одежду. Снаружи я различил голос полковника, отрывистый и недовольный.

— Опять вы, Брокендорф? Что вы еще хотите, черт побери?

— Господин полковник, я — из-за квартир… — донесся просительный голос Брокендорфа.

— Брокендорф, вы мне уже надоели! Я вам сказал — других нет!

— Но, господин полковник, я знаю квартиру, где хватит места для всей моей роты!

— А, ну и занимайте ее! Что вы клянчите у меня, если сами такую знаете?

— Да, но испанцы… — замялся Брокендорф.

— Испанцы? Не заботьтесь об испанцах! Гоните их вон, они могут устроиться, где захотят!

— Отлично! Я спешу, я бегу, — возликовал Брокендорф, и слышно было, как он стремительно сбежал по лесенке вниз, и уже с улицы раздались его восторженные крики:

— Отличный же человек наш командир! Я всегда говорил — у него сердце открыто для своих людей! Собачий сын, кто его не уважает!