Монхита едва ли слышала хоть слово из того, что он говорил.
— Что случилось? — воскликнула она, — Он был в таком гневе, я никогда его таким не видела… Куда он поскакал и когда вернется?
Донон ответил, что она может ему довериться и пойти с нами, так как ей оставаться в доме бессмысленно и опасно.
Монхита смотрела на него во все глаза, ничего не понимая.
Ее смятение вдруг перешло в гнев.
— Вы донесли господину полковнику, что встретили сына портного у моего отца! Вы или кто-то из ваших друзей! Вы скверно поступили, господин офицер, ведь полковник теперь думает обо мне самое худшее…
Мы с удивлением посмотрели на нее, так как понятия не имели ни о каком сыне портного. А она продолжала:
— Это правда, и господин полковник об этом знал: у меня уже был прежде любовник, но я не встречалась с ним уже более полугода… И это не моя вина, что вчера я встретила его в мастерской у отца. Он согласился изображать Иосифа Аримафейского за полтора реала, а на самом деле — чтобы меня увидеть…
И сегодня утром я подошла к окну — а он стоит перед домом и делает мне знаки, но я на них и внимания обращать не стала. И это — все, и ничего худшего не было. Проводите меня к господину полковнику. Я сумею его убедить, что не сделала ничего неправильного…
— Господин полковник — на форпостах, — возразил Донон. — И он весь вечер, ночь, а может — и завтрашний день проведет на позициях.
— Отведите меня к нему! — просила Монхита. — Скажите только, как к нему добраться, и Бог воздаст вам добром на тысячу лет!
Мы с Дононом встретились глазами, и обоим было стыдно, что мы должны, исполняя несправедливое поручение, лгать и вводить девушку в заблуждение. Но мы понимали, что иначе — нельзя, выбора у нас нет, полковник не должен иметь случая поговорить с Монхитой.
— Хорошо, — сказал Донон. — Пусть будет по вашему желанию! Но идти далеко, и это — вблизи от неприятеля!
— Куда угодно! — радостно вскричала Монхита. — Хоть на дно реки, если это нужно!
Но похоже было, что в ней тут же пробудилось недоверие к нам: она не забыла, как мы всего за день до этого приставали к ней со своими желаниями. Она долго испытующе глядела на нас, сперва на меня, потом на Донона, и, очевидно, боялась, как бы мы не отказались от своих намерений.
— Подождите меня здесь, — сказала она, подумав. — Я хочу подняться и забрать некоторые вещи. То, что мне надо на ночь. Я сейчас же вернусь.
Она действительно вернулась через полминуты с маленьким узелком. Я взял его у нее, хотя она немного поколебалась — доверить ли мне его нести.
Он был легкий, я почти не чувствовал веса. Но если бы я знал, что в нем — тот самый кинжал, завернутый в ночную рубашку, что я несу в руке гибель полка — последний сигнал!