— Ну, позвоню куда-нибудь, поговорю… И вообще, стоит ли сейчас говорить об этом? Ведь Игоря посылают не сегодня…

— Стоит. Очень даже стоит!

Игорь встал, не глядя на деда.

— Может быть, папа, мне не обязательно присутствовать при вашем разговоре?

И, посвистывая, вышел из комнаты.

Старик покачал головой.

— Костя, Костя! — с горечью сказал он. — Ты же все понимаешь!

— Что именно? — спросил Потрашев.

— Ты сам, своими руками толкаешь парня в пропасть…

— Не люблю громких слов, — как бы про себя сказал Потрашев.

Но отца уже невозможно было удержать, пошел-поехал. Он обвинял сына во всех смертных грехах, утверждая, что он портит Игоря, что поступает не по-советски, не так, как положено коммунисту, что по его вине сын вырастет избалованным приспособленцем, считающим, что все кругом обязаны что-то делать для него…

Никто не перебивал его, и он кричал, все более распаляясь, а потом вдруг побледнел, остановился на полуслове, прижав руку к сердцу.

Варвара Павловна испугалась, дрожащими руками налила стакан воды, подбежала к нему. Но он отвел ее руку.

Через день он уехал. Варвара Павловна деликатно уговаривала его погостить еще, не торопиться, и Потрашев тоже сказал:

— Остался бы…

Но отец был непреклонен.

— Поеду. И мне спокойней, и вы без меня отдохнете, — сказал он с легкой усмешкой. — Старики — они утомительны…

— Стало быть, твердо решил? — спросил Потрашев, сделав вид, что не расслышал или не понял слов отца.

И тот ответил, помедлив, как бы понимая все то, что чувствует, но не говорит сын:

— В гостях долго засиживаться не положено…