— Опять? — укоризненно произнесла Антонина. — Да что же это с тобой такое, Юлька?

Не отнимая ладоней от лица, девушка глухо сказала:

— Тоня, а почему ты ни о чем не спрашиваешь?

— О чем же? — спросила Антонина. — Я спрашиваю, а ты молчишь, отвыкла от меня, что ли…

Юлька прерывисто вздохнула.

— Почему ты не спрашиваешь об этом самом…

— Ну, это уж как ты хочешь, — просто сказала Антонина. — Захочешь — скажешь, я тебя неволить не буду…

Юлькины плечи вновь затряслись, крупные слезы бежали по ее щекам, в неярких лучах осеннего солнца блестели на длинных худых пальцах.

— Не могу! — почти выкрикнула она. — Не могу, не буду молчать!

Она схватила Антонину за руку, прижала к себе.

— Пусть будет, как будет, а я все скажу!

— Может, не надо? — осторожно заметила Антонина. — Тебе трудно…

— Надо! — почти крикнула Юлька. — Все надо!

Она всхлипнула и заговорила, волнуясь:

— Слушай, Тоня, я ведь на него и глядеть сперва не хотела, и думать не думала. А он, он, оказывается, куда я, туда и он. И все одно и то же — любит меня, об одной обо мне мечтает, а потом, значит, отвернулся — скучная ты, говорит, и вообще, говорит, на меня не рассчитывай, я, сама знаешь, человек несвободный…

Антонина тихо высвободила свою руку из горячих Юлькиных ладоней.

— А я и не рассчитывала, — продолжала Юлька, глядя в упор на Антонину. — Я вот столечко не рассчитывала. Любила его и ни о чем не думала, я ведь тоже понимала. И потом, перед тобой так мне совестно было, так совестно…

— Передо мной? — спросила Антонина. — Почему же передо мной?

Несколько мгновений Юлька молча, расширив глаза, смотрела на Антонину.

— Да ведь Василий это! — зарыдав, крикнула она. — Твой Василий!