Кони дружно шли по берегу Самура. Я оглянулся на маленький городок, домики которого как будто стояли на плечах друг у друга, они были какие-то одинаково серые, с маленькими балконами, висевшими над серыми скалами. Виднелись стены улиц-тупиков, каменные столбы ворот. На выступах над ними я видел нарисованных леопардов, похожих на больших диких котов. Выше домов блестела крыша мечети, кое-где зеленели тополя, яблони, старые вербы.
Надо всем этим подымались горы, на которых лежали тени облаков. Наша кавалькада перешла на шаг. Было приятно смотреть на крепких, тонконогих горных коней, которые уверенно, легко несли нас по каменистой дороге над пенистым Самуром. Было тепло, привычно шумела быстрая большая вода, завихриваясь вокруг черных глыб, встававших посреди русла; с окружающих гор бежали бойкие, светлые, узкие потоки. И от мысли, что я снова в дороге, становилось весело на душе…
Мне нравился этот большой, спокойный день, мои спутники, люди, простые сердцем, ехавшие по самым житейским делам. Мне нравился их неторопливый разговор на ходу, звон уздечек и стремян, скрип черной кожи моего нового, пружинящего седла и горы, непрерывно сопровождавшие нас…
Невольно в памяти начали тесниться отдельные картины моих недавних горных блужданий. Меняя спутников, мы с Юсуфом отправлялись в путь почти на заре, иногда ехали до вечера, не слезая с коней или слезая только на трудных спусках и крутых подъемах. Мы жили жизнью крестьян, затерянных среди бесконечных ущелий. Бывало, что, встретив подходящих попутчиков или женщин, особенно молодых, Юсуф пускал в ход все свое остроумие, и скалы оглашались громким смехом, далеко разносившимся по горам. Бывало, что на ходу мы отдыхали, сидя боком на конях, как на диванах, свесив ноги в одну сторону, как в вольтижировочном седле.
Если случалась переправа, то кони бросались с азартом в гулкую воду и так ловко шагали в клочьях пены меж камней, осыпанные брызгами выше глаз, что было любо следить за их профессиональным искусством горных скакунов.
Потом мы начинали взбираться на немыслимые высоты. Издали казалось просто невозможным, что всадники могут идти по такому отвесу. Но для конного горца нет непроходимых тропинок. Прижимаясь к скале, конь проходил над пропастью. Осторожно ступая, точно выверяя каждый шаг, он был весь насторожен, подобран и в то же время полон сил и уверенности.
Я смотрел вниз налево и видел, что моя нога висит над пропастью, снизу подымается волна какого-то голубого воздуха, глухо доносится рев реки, превратившийся с высотой в глухое ворчание. Иногда тропа становилась такой узкой, что даже при особом умении уже нельзя было слезть с коня, а надо было довериться его опыту и бесстрашию.