Потеряв надежду увидеть зеленый рассвет, я начал его отыскивать не только на небосклоне — в оттенках волн, в голубых сполохах ночей, в полете удивительных светляков и даже в глазах встречных женщин.

Матрос с «Бетты» Артем Чарный подсмеивался надо мной:

— Тю! Вин слухае балачки Джеваго? Вин тоби и не це наплетэ. У его з получки усе рассветы зелениють, як скризь бутылку…

За целый год я так и не встретил ни одного зеленого рассвета. Ставриду, которую я ловил с помощью самодура, никто не хотел есть. Даже дворовой кот, которому я клал рыбу под нос, недовольно фыркал и уходил. Было похоже, будто он плюнул на нее и гордо утирался лапой. Я смотрел на этого наглеца, и мне хотелось огреть его сухой веткой. Я вспоминал детство. В детстве, вовсе не для забавы, а для пропитания, мы ловили с мостов воблу. Вобла в тридцатые голодные годы составляла единственный продукт, который доставался без карточек. Ее вялили, коптили, жарили, варили и делали из воблы все, вплоть до киселя. Бабушка называла жареную воблу «пирожки с глазами».

Вобла шла и на продажу. Я сидел на мосту и, ловко выколачивая лихую дробь с помощью двух дощечек, заменявших кастаньеты, горланил: «Кошкам рыбы, кошкам рыбы, кошкам рыбы и котам!» Иногда ко мне подходила мадам Петрова и спрашивала:

— Что стоит эта дря́нная рибочка?

— Пятнадцать копеек, как для вас, — отвечал я ей в тон.

Она небрежно ковыряла пальцем воблу и переспрашивала:

— Так что — пятнадцать копеек? Сотня, чалка, пуд?

— Десяток, мадам Софа Борисовна, теперь не нэп, цены дорожают.

— Шалопай! — взвивалась покупательница. — Нет, вы имейте на него зрение. Этот байстрюк и двоечник хочет пятнадцать копеек за кошачью рыбу!

Как это было давно, мадам! Как давно! Теперь ту же самую воблу вы купите у цыганенка по три рубля за десяток. Цыгане в нашем городе давно не поют песню: «Мы, цыгане, не пашем, не борнуем — коней воруем и тем торгуем». Они торгуют воблой — тощей, жесткой и кривой, как шпигорь из забора. Это уже не пирожки, а гвозди с глазами. Что же касается цен, мадам, то еще давно замечено, что стихия рыночных цен зависит от многих причин.

И все-таки раз в жизни я увидел зеленый рассвет.

Вобла начинает идти косяками ранней весной. И вот в апреле я отправился за воблой. С мостов ее теперь в нашем городе не ловят. Все осталось тем же — и река, и улица, и дома, а мосты появились новые, не деревянные, как раньше, а сугубо железобетонные. Выросли и стали дедушками мои уцелевшие сверстники, но они не ходят на мосты. Праправнучки той воблы, которую мы ловили в детстве, не любят железных мостов. Я пошел за город. Путь мой лежал к Афанасию Афонскому, или, как говорят местные остряки, «за последний мост, по последней улице в последнюю обитель, где никто не курит».