…Молча подошли к трехэтажному дому. У фашистов в этом здании располагалась комендатура, и у дверей стояло два автоматчика. Солдатня шныряла взад и вперед по всей улице, где жители не осмеливались и показываться: гибель верная, сразу можно было угодить без разговоров в душегубку. На улице стоял указатель: «Русским проход запрещен. Только для немцев».

И сюда однажды зимней ночью подлетела четверка пароконных партизанских саней, и гранатами бойцы забросали комендатуру. Хороший Новый год тогда отпраздновали оккупанты. В город отряд ворвался с четырех сторон. Почти батальон фашистов был уничтожен в скоротечном бою.

Знают ли об этом те, кто живет в восстановленном доме? Никаких приметных табличек не было на розовых стенах дома.

— Не ходи. Не надо, — удержала Никифора старая, — ошеломишь ни с того ни с сего людей. В праздник можно прийти, тогда примут как следует, и послушают с охотой.

— А не много ли мы всегда оставляем на праздник? — спросил с обидой Никифор. — У меня в районе каждый помнит, на каком месте он живет.

— Так то у тебя, — заметила Катерина, — а меня вот ни разу сюда не пригласили. Зовут, кто город освободил и пожег фашистскую саранчу на улицах и в подвалах. Да все ли эти солдаты расскажут о Победе? Ну, взяли город танками и пошли дальше, так потом еще три месяца ловили по лесам одичавших гитлеровцев. Мне не обидно, раз не приглашают. Но праздник получается врозь. — Старая Катерина разволновалась. — Столько порогов обила, чтобы обелиск поставить, едва здоровья совсем не лишилась. Ты бы не помог — и бурьян бы там рос до сих пор, куда возил своих лучших пионеров. Негде было бы и погрустить.

Никифор хотел ответить ей, но она продолжала:

— Никуда, пожалуйста, не звони и не выговаривай властям. Они не дети, чтобы жить по подсказке. Так-то пригласят, окажут и заботу, поставят на трибуну, как в витрину. Для почета и славы мы с тобой уже не годимся, разве только для справедливости. Памяти в нас много. Какой уж из памяти почет? Больно от нее, Никифор. Больно!

— Радости немного, — согласился он. Они уже подошли к больнице.

14

По корпусу дежурила бывшая Тялтина любовница.

Не вдруг узнал ее Никифор, а лишь когда она встала из-за столика, отложив книгу, и на мгновение оцепенела, закрыв ладонью разинутый в ужасе рот. Затем Лизка попятилась по коридору и бросилась бежать.

Они все шли за ней, пока Лизка не замерла у тупиковой стены к ним спиной, вцепившись ногтями в (крашенную зеленой масляной краской) штукатурку.

— Вот и повстречались, — сказала тихо старая Катерина, — что скажешь ты теперь про Тялтю? Почему не орешь, раз я сумасшедшая и давным-давно спятила?