Снова наступили трудные дни, любовью приходилось восполнять то, в чем отказывала бедность. Йошка вынужден был признать, что из дому он ничего не получит, кроме одной смены белья, так как многочисленные младшие братья уже успели разобрать все его вещи, — он, дескать, и так женится.

— Странные это речи, сынок, — сказала как-то тетушка Хитвеш, — ведь принято все отдавать тому, кто женится, помогать ему.

Старуха считала это за страшную обиду. Жужика тщетно пыталась заставить парня замолчать, не выбалтывать ее родителям все свои обиды, но он был до того глуп и наивен, что выкладывал все, что у него было на сердце.

Словом, атмосфера изо дня в день накалялась, становилась все более и более напряженной.

Ох, если бы не эта бедность… Часто, погруженная в задумчивость, Жужика подолгу смотрела перед собой…

Тяжело и грустно было на сердце… Ведь ей неведома была бедность, никогда еще ее молодая душа не испытывала лишений, — отец всем ее обеспечивал, мать делала за нее всю работу. Она же только жила и цвела и, как сказочная девочка в красных сапожках, попирая ногами хлеб насущный, жизнь отца и матери, не испачкав в грязи даже и уголка своего сердца. Однако она уже поняла, что бедность портит людей, делает их некрасивыми, сварливыми, злыми, зубастыми; вот и этот Йошка, что отчитывается перед ней в каждом заработанном филлере, будет приносить так же мало денег, да и те отберут у него мать и злоязычный отец.

Этого она боялась больше всего, боялась, что когда-нибудь отец его еще натворит беды; он был шумный, горластый, никого не стеснялся и мог поднять скандал на всю улицу.

Жизнь полна горя и бед, а всему виной — деньги.

Но ведь любовь сильнее всего, не так ли? Жужика, как к прибежищу, тянулась к любви и радовалась, когда представлялась возможность побыть одной, прилечь и, сложив свои маленькие ручки, краснея от смущения, прислушиваться к невыразимо приятному трепету, впав в сладостное оцепенение. Это, только это и приятно в жизни. Ох, до чего же противно все остальное; только в этой милой, теплой, игривой, до потери сознания пламенной, всеобъемлющей и радостной любовной муке — смысл, счастье и польза жизни.

И она наслаждалась ею, отдавалась этому чувству, а прочие глупые дела и разговоры оставляла без внимания, пропуская мимо ушей.

Они могли бы уехать на хутор, но Жужика этого не хотела. Она была горожанкой и не желала хоронить себя заживо на хуторе, где ни соседей, ни развлечений, ни кино.

Андраш Тури-Хомок служил надзирателем в гимназии.

Он обещал к зиме устроить Йошку истопником, а если он справится с работой, то сможет остаться там и со временем станет, чего доброго, педелем[76]. Но квартиры и здесь не обещали. И странное дело: Йошка не очень цеплялся за это предложение, хотя Жужике оно как будто понравилось.