Мать, никогда еще не видевшая свою дочь в таком воинственном настроении, оторопела.

— Ладно, ладно, ступай одна.

Жужика ничего не ответила. Со злостью она вынула все подарки, полученные от сапожника. Сапожник сделал ей пару лаковых туфель, до того хорошеньких, что и описать нельзя. Она надела их. Надела и блузку, и пальто такого бледно-зеленого цвета, какими бывают листья ранней весною.

Видя, как дочь наряжается, мать успокоилась: не иначе как собирается похвастать! На сердце у нее стало легче: похоже, что дочь и в самом деле благоволит к сапожнику, желанному зятю.

Как-то раз Йошка подарил ей брошку; то была дешевая и не очень красивая брошь с изображением лебедя и обнаженной женщины. Брошку эту она не любила — сапожник дарил лучшие. Теперь же она надела ее, но спрятала поглубже, чтобы никто не увидел — ни Йошка, ни люди… А все-таки надела — надела тайком, презирая, ненавидя, но надела, причем впервые…

Когда она прошла Чигекертский большак, у лавки к ней подошел Йошка.

Лицо Жужики было залито румянцем: она заметила одиноко стоявшего Йошку еще с противоположной стороны улицы и теперь, покусывая губы, чувствовала, как у нее пылают щеки.

— Меня ждете? — спросила она, положив руку на грудь, и сделала удивленные глаза.

— Тебя.

— Вы в этом уверены?

— Да.

Парень растерялся. Немного погодя он пролепетал:

— Вот… цветы, — и протянул ей два цветка.

— Что это? Как они называются?

— Черная фиалка.

— Черная фиалка?

Жужика принялась разглядывать цветы.

— Такие же, как и ты, — проговорил Йошка.

Девушка промолчала, затем тихо спросила:

— Разве я черная?