Следующую неделю Жужика опять провела в блужданиях по улицам. Она дошла уже до того, что ни с кем не разговаривала, а только бегала по городу, исходила весь Дебрецен, но с Йошкой так ни разу и не встретилась. Она исхудала и ослабла так, что шаталась от головокружения, и ходила, цепляясь за стены; но она не могла ни есть, ни спать.

Родители были в ужасе и, опасаясь самого худшего, не знали, что делать. Скорее бы состоялась свадьба. Кто же тот врач, у которого он работает? Она не осмеливалась спрашивать — гордость не позволяла, и страх — страх произнести имя Йошки. Она выслеживала всех врачей, каких только знала в городе, и, сжимая в руке нож, заглядывала к ним во двор.

В следующее воскресенье Жужика опять пошла в церковь на мученье — чтобы выслушать, как поп объявил пары в третий раз.

«Как же мне не сердиться, — жаловалась она богу, сложив руки, — господи, мой любимый боженька, ты только один знаешь, как я горюю: не досталось мне радости разделить с ним свою любовь…»

Глаза ее налились слезами, и она опустила голову, чтобы никто не видел, как она плачет. Все ее тело горело, и по спине разливался жар.

«До самой смерти я буду жалеть, что не согласилась тогда: был бы у меня теперь ребенок! — И тут она вспомнила слова сапожника. — Будь у меня хоть трое детей, то и тогда бы он женился на мне!»

С трудом добравшись домой, она застала сапожника уже там. Видно, решил и дневать и ночевать у них?!

Даже не положив молитвенника, она обратилась к нему:

— Послушайте, если вы сможете устроить, чтобы мы повенчались во вторник, — я готова обручиться с вами, но если не сделаете, видит бог, не видать вам меня никогда.

Сапожник побледнел, затем побелел.

— Мадемуазель Жужика, — сказал он, — я попробую приобрести документы, но сегодня воскресенье, губернатор, вице-губернатор, бургомистр… Хотя бы сказали мне это утром.

Жужика строго посмотрела на него:

— Я вам сказала, а если не сумеете, пока живу, не выйду замуж. Или выйду, но не за вас!

Бедняга сапожник убежал как сумасшедший.

А Жужика уселась в своем уголке и, как с ней ни заговаривали, не проронила ни слова.

Сапожник весь день гонял фиакр, но под вечер пришел удрученный. Ему ничего не удалось сделать. Его просто высмеивали. Он беспокоил господ за обедом, за ужином, во время послеобеденного сна. И все они спрашивали одно и то же:

— Приспичило?

Жужика не поняла.

— То есть?

— А то, что до утра, мол, родит.