Как только заиграли песню, в комнате воцарилась гробовая тишина. Йошка выпрямился и стал прислушиваться… Казалось, будто звуки долетали откуда-то издалека. Ох… эта песня… напоминание о его былом счастье.
Если все-таки дождусь, — Будешь ты со мной, И тебя я назову Милою женой, То на брачном ложе ночью Загляну я в сини очи…И тут он повалился на стол и зарыдал.
Рыдания Йошки были слышны через окно.
Сердце к сердцу приложу, Пасынок безродный, А головушку свою Я склоню на грудь твою. Белую, лебяжью…«Любовь моя, ненаглядная Жужика Хитвеш, — рыдал он про себя, — когда же я увижу тебя? Никогда?.. Только и стараешься не показываться мне на глаза?. Думаешь, что этим добьешься чего-нибудь? Ведь так гораздо хуже. Видишь, я плачу, плачу по тебе, а ведь я думал, что никогда не стану плакать».
На всех лицах застыло выражение ужаса. Все было ясно без слов. Жофи тоже разрыдалась, подошла к брату и склонилась ему на плечо:
— Не плачь, братец, все смотрят.
Йошка поднял голову и уставился в окно. Он скорее походил на мертвеца, вставшего из могилы. И Жужика сразу же поняла, о чем он думал: потому что сердца говорят друг другу гораздо больше, чем слова, которые слышат только уши…
Дочь Мароти схватила за руку своего жениха и потащила к себе. Тот попытался вырвать руку, освободиться от нее, но у него не хватило сил.
«Видишь, сто, двести раз я целовал дочь Мароти, — скрипя зубами говорил он про себя, — но почему?.. Поздравляешь?. Знаю, ты тоже долго не засидишься в девках, есть и у тебя кого целовать! Только бы раз увидеть того, кого ты предпочла мне! Разве ты не чувствуешь, что эту я целую только из-за тебя? Все мои поцелуи принадлежат тебе: каждым поцелуем я мщу тебе, моя дорогая! — И он мысленно умолял ее: — Только раз поцелуй, только один-единственный раз, и я никогда не стану целовать других».