А Надьку брось. Брось Надьку побыстрее, для тебя же лучше. Не иди по дороге, которая ведет к пропасти. Этот совет я даю тебе в память о нашей юности.

Еще одно, последнее. Я кажусь тебе пропащей, злой, циничной фурией — ты не совсем прав, Федя. Такой я была и жила счастливо, но наступает срок перемен, я чувствую его приближение, и скоро я буду просто несчастной, одинокой бабой, каких везде пруд пруди. Как-то ты пригрозил, что убьешь меня. Я понимаю, что ты слишком ничтожен для такого крупного мужского дела, но если бы вдруг у тебя хватило сил и ярости, я бы тебя не осудила… С тем остаюсь твоей бывшей женой и матерью Алеши. Адью, милый Федюнчик! Клара».

— У нас хорошая мама! — оказал Федор Анатольевич присмиревшему сыну. — Она умеет говорить правду и несчастна. Мне жалко ее.

— И мне, папа. Но она же вернется к нам?

— Вряд ли, — сказал Пугачев, — вряд ли.

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Прошел месяц. Пугачев не встречался с Надей.

В конце мая на Москву сошла тропическая жара. Днем градусник показывал около тридцати. Газеты, как обычно, С апломбом толковали о циклонах и антициклонах, старушки в очередях шепотом вспоминали библейские пророчества о конце света. Солнце плавило асфальт, и по улицам низко струились ядовитые испарения. Бродячие собаки дремали на тротуарах, и во сне часто чихали, сонные голуби, окончательно потеряв страх, нехотя уступали дорогу машинам. Появились в продаже кроличьи шапки и китайские термосы.

У Нади началась большая летняя сессия. К первому зачету по древнерусской литературе она подготовилась хорошо, выучила назубок несколько старославянских текстов, но, сидя перед преподавателем, вдруг опять все забыла. Не могла даже вспомнить, когда написано «Слово о полку Игореве». Она горько расплакалась, покраснев и утирая лицо тетрадной промокашкой. Поплыла тушь с ресниц, и она стала страшной, как воровка. Преподаватель, знавший Надю примерной студенткой, растерялся:

— Успокойтесь, Кораблева, ради бога… Это от жары, переутомились… Я поставлю вам зачет. Поставлю!

— Не надо мне липового зачета! — крикнула Надя, схватила зачетку и убежала.

Спрятавшись в туалете, она там еще прохныкала с полчасика, пока ее не отыскала Нина Клепикова:

— Ты свихнулась, Надька! Что с тобой? Разве так можно?

— А почему он не звонит? Почему?

— Кто?

— Нина, Нина! Папа с мамой осуждают меня, я же вижу. Но в чем я виновата? В чем? И он не звонит, совсем пропал. Я не могу больше! Я сегодня, прямо сейчас поеду к нему. Если он бросил меня, пусть скажет. Я буду знать. А так — подло!

— Поедем вместе! — предложила Нина. — Мы дадим ему прикурить.