Он, видимо, хотел что-то еще рассказать, но сдержался, махнул рукой:

— Разбалясничался я. Да и вам уж пора топать. А то опоздаете, кой грех, к вечернему автобусу. Ну, ну, бывайте! Здоровьичка вам и счастья!

Выйдя на улицу, я оглянулся на плетеную калиточку. Но старика-чудодея возле нее уже не было.

Шагающие деревья

Шагающие деревья

Как-то летом я гостил у друга на Оке под Касимовом. Стоял знойный июль — от солнца некуда было спрятаться. Да мы от него и не прятались, проводя целые дни на реке.

На зорьке рыбачили, потом варили ушицу из всякой мелочи. Жарили на сковороде подлещиков и сазанчиков — когда они попадались на крючок. А потом до седьмого пота пили чай. В полдень же, сморенные духотой, залезали в шалаш, пропахший горьковатым ароматом увядающих тальниковых веток, и спали до вечера как убитые.

Но вот подоспело время отправляться в соседнее село Ольговку за продуктами. Утром мы доели последнюю краюху, разрубив ее на куски топором. Кончился у нас и сахар, а пшена осталась всего-навсего горсточка. Короче — предстояли крупные закупки на целую неделю.

Вход в шалаш догадливый мой друг завесил гремящим брезентом, прикрепив к нему булавкой записку: «Хозяева дворца скоро вернутся. Подождите!»

Из тишайшего заливчика вывели на быстряк нашу лодку с навесным мотором. Течение подхватило ее и понесло, понесло вниз в сторону Ольговки.

Стоя на носу, я из-под руки глядел на онемевший от жары вольно расхлестнувшийся плес. Выцвело небо, выцвела речная гладь. И уж трудно было предположить, где кончается в недосягаемой дали вода и где начинается небесная безбрежная высь.

— Петро, — сказал я, не оборачиваясь, другу, копошившемуся на корме у беспрерывно чихающего мотора, — заткни глотку своему зверю! Куда спешить? Течение приличное, и через час мы так и так будем в Ольговке.

— Ладно, — буркнул сердито Петро. И заглушил капризный мотор.

Тотчас на легкую нашу лодочку опустилась убаюкивающая тишина.

Поудобнее усевшись, я обхватил руками колени и смотрел не отрываясь то на лесистые отроги правого берега, то на пологий — луговой. Кое-где вдоль левого берега уже протянулись знойные отмели, маня к себе первозданной чистотой.

Где-то за спиной все еще звякал железками неугомонный Петро. Но вскоре и он перестал суетиться, предавшись созерцанию.

То и дело над нами проплывали лениво чайки. Сморенные жарой, они даже не кричали. Раз мне на руку села большая стрекоза. Слюдяные ее крылышки мерцающе переливались радугой.

Не знаю, сколько прошло времени, когда мы поравнялись с тем местом, где Ока делала крутой изгиб. Тут по склону высоко дыбившегося правого берега стояли могучие сосны.