— Пойдем побыстрее, дождь собирается, — забеспокоилась жена, прибавляя шаг.

Я ее урезонил:

— Если уж дождю не миновать, мы все равно от него не спасемся. До нашего поселка три километра с гаком.

А тучи все надвигались и надвигались, и кое-где их потемневшую массу стали уже взрывать изнутри огненные сполохи.

Вскоре над полем прокатился первый — и самый страшный — раскатистый удар. Кромешная мгла — ей-ей, осязаемая — окутала землю, и уж в двух шагах вокруг ничего не было видно.

— Давай вернемся в Замятино, — попросила жена, прижимаясь ко мне дрожащим плечом. — Я… я умру сейчас от этого ужаса.

Тут что-то снова рвануло над нашими головами — не то пролетел многопудовый снаряд, не то разорвалась сама атомная бомба, и во все концы неба брызнули слепяще-огненные ошметки.

Жена уж больше не пыталась говорить, она лишь судорожно цеплялась пальцами за мою руку, и мы брели с ней как слепые среди полыхающего огня и шипящего, шквалистого грохота, брели, куда выведут ноги.

Чугунно-черное небо ежесекундно охватывали то малиново-алые сполохи, то ядовито-зеленые дьявольские сияния, и тогда вырисовывались перед нами на какой-то разъединственный миг с первозданной, неестественной яркостью не только пыльная, укатанная машинами дорога, убегавшая к обуглившимся вдали березкам, но и желтые, выжженные жарой пригорки, и крест на высоком холме, на холме с покорно клонившимися от страха ромашками. При таких яростно-бешеных вспышках, когда, мнилось, воспламенялась вся планета, глазам открывалось такое, чего не суждено никому увидеть даже в самый солнечный день.

Мы уже миновали дрожащий ознобно редкий осинник и вышли на опушку. Прямо перед нами при сверкании фосфорически-белых змеившихся молний видны уже были шиферные крыши дачных домиков (на одной из них я заметил покосившуюся трубу с петухом-флюгером), когда жена вдруг прошептала мне на ухо:

— Тебе не кажется странным… дождя-то все нет и нет. На меня ни одной капли не упало.

— И на меня тоже, — ответил я.

Вскоре мы добрались до своего дома. Всю ночь окрест громыхал гром, бесноватые молнии полосовали полыхающее огнем небо. Но дождь на землю так и не пролился.

Наутро к нам прикатил из Замятина на велосипеде Никифор Иванович.

— Что, натерпелись вечор страху? — спросил он почему-то весело. И, потирая большие свои руки, руки бывалого рабочего, так же весело добавил: — Редкое, други, наблюдалось явление. Крайне редкое в природе. Наши деды такие ночи с громом и сполохами, но без дождя, называли, бывало, воробьиными.

Чудодей из Дьяковки

Чудодей из Дьяковки