Он всегда меня радует — этот первый, необыкновенно белый, точно подсиненный снежок, так слепящий глаза. У него и запах необыкновенный. Иногда мне кажется, первый снег пахнет тестом — да, да, тестом, дружно взошедшим в квашне на хмельной опаре. А в другой раз — прихваченными морозцем анисовыми яблоками.

В сквере, куда я пошел погулять, тоже все старательно было запорошено первым снежком: я аллеи, и пеньки, и скамейки. Глаза даже заслезились с непривычки от этого белого, без единого пятнышка, нерукотворного покрова.

На развилке трех аллей стояла березка. Еще вчера она была увешана горящими жаром монетами. А этой ночью все свое золото разбросала по снегу красавица.

Уж не хотела ли молодая березка такой дорогой ценой отсрочить приближение суровой в долгой зимы?

Напоминание о зиме

Напоминание о зиме

Первый — октябрьский — снежок давным-давно растаял. И хотя ночами подмораживало, но дни стояли на редкость сухие, звонкие.

Вот-вот должен был пришагать ноябрь, а тихим солнечным денькам, думалось, не будет конца.

Я часто в эти дни бродил по нашему светлому, просматриваемому из края в край леску, кроткому, немного задумчивому. От земли тянуло горчащим запахом тлеющих листьев и на диво вкусным, щекочущим ноздри грибным духом. Канавы и овражки пахли по-своему: банной прелью. От застоявшихся лужиц с ртутно-свинцовой водой обдавало знобящей пещерной стужей.

Люблю, несказанно люблю я наши русские леса в пору поздней осени! Бредешь не спеша, бывало, по Ставропольскому бору, просторному, подпирающему вершинами высоченное небо, и сердце стесненно и трепетно замирает в груди, точно ты идешь на свидание с милой.

Где-то в стороне дробно постукивает невидимый работяга дятел, как бы посылая в тьму неведомых веков таинственные позывные. А вот впереди опустилась на елочку-малютку с розовыми свечками взбалмошная сорока и ну давай стрекотать неуемно! И будто по сигналу лесной сплетницы, над леском взметнулось черной тучей воронье и закружилось, закружилось, пронзительно каркая.

Не знаю почему, но только иной раз, шагая безлюдной лесной тропой, я мыслями уношусь к былинному прошлому наших пращуров-богатырей.

Однажды как-то остановился я у небольшого изумрудно-зеленого бугорка с приземистым дубом. Уж больно соблазнительна была молодая игольчатая травка. Молодая травка в октябре.

«Почему бы тебе не посидеть на этом роскошном ковре?» — спросил я себя.

Подошел ближе к старому дубу, а в лицо как пахнет погребной сыростью. Еще шагнул и вот что увидел: за деревом, с северной стороны, темнел глубокий овражек. А на самом дне овражка притаился ком сырого, дышащего на ладан, снега.