Ай-яй-яй, полюбуйтесь на Бостана — такого страху на себя нагнал, будто не ямы копал под виноград, а загонял гвозди в крышку собственного гроба. Люди и рады лишний раз байки послушать, хотя за три для успели меж собой обмусолить все эти подробности. На дворе осень, урожай поспел — где кукурузу собирают, где виноград, чуть поодаль чистят свеклу после комбайна. А коли руки у человека заняты, не молчать же, когда язычок так и чешется. И кто-то из бригады давай подзуживать Бостана:

— Вы у нас главный свидетель, баде Никанор. Ну, давайте по порядку: значит, пока вы добрели́, он уже того… откинулся? Или просто в обморок упал? Ну дела… Покойник уселся под бузиной, кошмар! Может, прикорнул с устатку? Всю жизнь здоровяком был, бравый молодец, не козявка какая-то. А вы там не слыхали, что новенького у Кручяну, хоронить разрешили, нет?

И Никанор начинал вспоминать день позавчерашний, когда он говорил с женой Кручяну… Ах да, аккурат в среду проходила мимо калитки Ирина и он, Никанор, стал выспрашивать, каких сортов виноград у них в глубине растет. Тут он запинался и оторопело восклицал:

— А виноград у него уродил, бре! Лоза черная от гроздьев, сколько живу, такого не видал, не к добру это… — И продолжал: — Хотел пройтись по его участку, пометить лучшие кусты. — Как бы между прочим сообщал: — Думаете, краской буду метить? Дурак я краску переводить — в доме полно дырявых чулок. Где крупные гроздья, привяжу капроновый бантик. Знаете, не гниет этот чертов капрон, никакая холера его не берет! — Потом нерешительно заключал: — Весной черенков нарежу…

А в ушах раздавался голос Ирины: «Это «Лидия», Никанор, «Лидия». Да вы сами поговорите с Георгием, прошу, он дома…» Смотрела она на Бостана загнанной косулей, с укоризной: «Заглянули бы когда попросту, по-соседски… так тяжело, кум, бобылкой живу при живом муже, никто к нам не заходит, будто холерные…»

Никанор тогда не зашел к соседу, решил сначала ям накопать. Вспомнил о разговоре с Ириной, когда покурить захотелось, и он поджидал Георге, чтобы расспросить подробнее. А как наткнулся на мертвого Кручяну под кустом бузины в овраге, отшибло всякую охоту и цигарку стрелять, и лопатой махать. Остался торчать воткнутый в землю заступ в двенадцатой, только начатой яме: на миг померещилось Бостану, что для себя самого роет могилу.

— До ямок ли теперь? — вздохнув, он тихо добавлял: — Увидел, как он скорчился, бре, и думаю: все там будем… ох!

Слушая, люди переходили к другим кучам свеклы, к новым виноградным рядкам, молча брались за работу, а в голове одна мысль сверлила: «Ну и жизнь-житуха, не то что задуматься — помирать некогда!»