Вера всхлипнула: у нее тоже две дочери растут. Вытерла нос платочком своей доченьки, от него так и разило пудрой «Кармен» — вот, пожалуйста, в восьмом классе, а туда же, пудрится, чертова девка! Она вытерла слезинку и набросилась на мужа:

— Про своих бы подумал… шляются по кинам да вечеринкам! Вон дочь Пандели, в девятый класс перевели, а она школу бросила, на печке у Мустяцэ сидит, за младшего выскочила, за тракториста. Куда денешься, если уже на сносях…

Никанор вскипел:

— А ты-то чего нюни распустила, сама на сносях? Что тут плохого? — и поинтересовался: — Сколько ей лет, этой Диане или Дидине, как там ее, невесту?.. — Сдвинул шляпу на лоб. — Слушай, жена, между прочим, наш любимый племянник уже лысый. Ей-богу, лысина на макушке…

Вера прошипела:

— Замолчи, пустомеля, не видишь — люди смотрят… — И обиженно засеменила через дорогу.

Так Никанор опоздал к свояченице, а когда пришел, все уже сидели за столом. Подумал: «Ладно, выйдет Тудор покурить, спрошу, что у них там с его кралей…»

А Тудор в лицо ему смеется, услышав, что гастроном Птоломей торгует в магазине «Дары природы».

— Пальцем в небо попал, дядя Никанор, — наконец унялся племянник, — не гастроном твой Птоломей, а астроном. Жил, кстати, две тыщи лет назад и написал в одном трактате, что земля — это тарелка, а люди на ней как муравьи. Врал, конечно…

Никанор удивился:

— А ты-то чего фыркаешь, Тудораш? Какой-то писака морочит людей, ему верят, а потом выясняется — надул, проходимец. Думаешь, новая выдумка лучше старой? Возьми да над новыми враками посмейся, и помяни мое слово, от них тоже пшик останется, как от Птоломея с его тарелкой. Что придумал твой гастроном? Мы — муравьи на блюдце… Ладно, допустим. Теперь любой первоклашка знает: земля наша — круглый помидорчик. Да только пора и нам над собой посмеяться, Тудорел дорогой. Почему? Вот возьми божьих коровок — при Птоломее они сами множились, правда? А мы теперь построили фабрику, чтоб их плодить. Читал в газете? Перевелись божьи коровки, которых на тлю выпускали, а в лесу муравья днем с огнем не найдешь. Куда они пропали, от гриппа передохли? То-то же. Ты смеешься над Птоломеем, и эти патлатые идолы животики надрывают: «Да здравствуют твои ямы, дядя Никанор!» — того и гляди штаны обмочат. Я и говорю, умный пошел народ, но при чем тут Птоломей?.. — закруглился он, а про себя решил: «Долог день до вечера, да бог даст, все образуется. И ты, племянничек, отвесишь поклон новым родителям: «Отец дорогой, матушка, что было, то было… Прошу прощения, целую руки… Не по обычаю дело сладили, но не обессудьте, мы друг друга любим, а что еще нужно молодым?»