– Ага… «Фома неверующий» – это тетя Глаша так говорила.

– Это когда дядя Костя просил денег на опохмелку, а она уверяла, что нету… – подтвердил я. И сразу испугался: «А вдруг вспомнит про маму».

Но Петька тоже чего-то испугался. Как-то обмяк, осунулся.

– Ой…

– Что?

– А этот… Полоз… он говорил, что я могу исчезнуть, раз я ненастоящий… Раствориться…

Тут страх сжал и меня. Сотряс крупным ознобом. Но я – ради Петьки – скрутил этот страх. И, разозлившись на себя, рявкнул, как сердитый папаша:

– Я вот тебе растворюсь!.. Ну-ка, пошли в машину, там уж небось заждались…

Скверный мальчишка

Скверный мальчишка

1

1

Конечно, он не растворился. Никуда не делся.

Утром я стоял над Петькиной постелью и смотрел, как он спит.

Спал Петька носом к стене, знакомо свернувшись калачиком – колени к подбородку. Цветастое покрывало сбилось, я видел «гусиную лапку» на лопатке и длинную засохшую царапину на плече. Заработал ее Петька, видимо, еще сто лет назад, в Старотополе.

Подумав об этом, я опять чуть не задохнулся от смеси всяких чувств. Потому что ведь этот мальчишка был я. Я – собственной моей персоной. Я – во втором лице. И сознавать этот факт до конца было трудно, странно, жутковато даже… И в то же время это был заброшенный на чужбину, затерянный в безжалостной путанице темпоральных явлений пацаненок. И не было теперь у него никого, кроме меня. Поэтому разглядывал я спящего Петьку с боязнью и нежностью. А он дышал ровно, и тихо шевелилась на голове торчащая, будто клавиша, плоская прядка…

В дверь заглянула Карина. Она куталась в халат.

– Рано еще. Пусть малыш выспится…

Вчера ночью я наплел ей, что в одном из интернатов отыскал малолетнего родственника, праправнука своей младшей сестры (которая, кстати, у меня и правда была когда-то, но умерла, не дожив до года, и я ее не помнил). И поскольку мальчик – сирота, я взял его на воспитание. И ему будет хорошо, и мне. Легче жить, когда кто-то родной рядом.

Карина, добрая душа, шептала, вздыхая и ворочаясь рядом: