Февраль… Здесь было явное несовпадение. В это время я, по всем расчетам, еще возился с Конусом. А взрыв произошел позже, когда я был уже в капсуле, а капсула была растянута в Пространстве. Иначе бы я не уцелел… Значит, во время взрыва скрутилась темпоральная петля – последняя горькая шутка межпространственного вакуума… А может, не шутка? Может, отчаянная попытка дядюшки Кона спасти в последний миг хотя бы меня? Почему именно меня?.. Никто никогда ничего не узнает…

В общем, повезло тебе, старик.

А Дону и Рухадзе не повезло…

Нам всем не повезло. Все, ради чего столько работали, исчезло в один миг. Вся жизнь…

Но эта безнадежная мысль в ту минуту ударила меня не очень сильно. Вернее, я не очень болезненно воспринял удар. Наверно, мозг поставил защиту. Потому что слишком уж страшно, слишком безнадежно.

И вообще вся эта тоска, все горе были в тот момент позади другой тревоги, главной.

– А Петька? Он где?

– Он… так сильно плакал тогда… Потом его взял к себе Юджин.

– Они здесь, в Византийске?

– Юджин… он сейчас в Антарктиде. Там какая-то станция… или лаборатория. Ты спроси у Викто́ра, он все знает. Он сейчас здесь, работает на грузовой космостанции.

– А Петька? С Юджином?

– Он сперва уехал туда, потом вернулся. Трудно там детям… Ну… и вообще… я не знаю…

– Где он?!

– Сперва жил у меня. Потом ушел в интернат… Петенька, я не виновата, я… мы его не обижали, он сам захотел. Все было по-хорошему. Он сперва прибегал почти каждый день. Кота навещал. А потом ему разрешили взять Кыса к себе… Ну и… – Она опять всхлипнула.

Волосатый дядька вдруг встал с дивана. Грузный, с обвисшими руками.

– Я, кажется, врубился в ситуацию. Даже и не знаю… как теперь…

– Мне бы ваши проблемы, – искренне сказал я. – Карина, интернат этот где?

– Да при той самой школе! Небольшой такой, уютный. Для ребятишек, у которых родители в отъезде… Петя, ты прости меня…

– Прощаю… Собери мои вещички, потом зайду.

– Петя, я же… Постой! Ребята сейчас все равно в загородном лагере!