– Был такой персонаж в старинном английском романе. Полный, очень добродушный мужчина. Не обижайтесь…
– Я не обижаюсь! Просто не думал, что в наше время кто-то помнит Диккенса.
– Ну вот вы, оказывается, помните…
– Я-то… да… В силу ряда причин…
– А я окончил филологический факультет и Новокурашскую семинарию, там и там великолепно преподавали старую литературу.
Видимо, на лице моем явно обозначился вопрос.
– Понимаю, – вздохнул отец Венедикт, – священник заброшенной часовни и кладбищенский смотритель с несколькими высшими образованиями. Непонятно, да…
– Я сразу понял, что вы не простой сторож. Но что выпускник университета и семинарии…
– И духовной академии, кстати…
– Извините…
– Да чего же извиняться, недоумение ваше естественно… Знаете что… мистер Питвик? Сейчас я согрею чай. Вам он будет полезен. А потом уж займетесь письмом вашему мальчику.
Я не спорил. Уходить мне не хотелось. От старика словно шло излучение, дающее надежду.
Отец Венедикт скрылся за дверью, стал там звякать посудой. Минуты через три вернулся.
– Чайник греется… – И, словно продолжая разговор, сообщил: – Я до нынешней зимы был ректором здешнего духовного училища и настоятелем одного из храмов. Но… согрешил. – В глазах у него мелькнуло отнюдь не раскаяние. Жесткая усмешка. – И был направлен сюда. Слава Богу, что не лишили сана.
Я не посмел спросить, в чем состоял грех отца Венедикта. Спросил о другом:
– А в каком храме были вы настоятелем? Я хорошо знаю Старотополь.
– На площади Трех Церквей. Церковь Пресвятой Богородицы. Иначе этот храм называют еще Корабельным. Или Детским…
Это совпадение словно дружески подтолкнуло и согрело меня. Но не показалось удивительным. Словно я ждал чего-то похожего.
– Я хорошо знаю этот храм. Хотя и не был в нем… очень давно. Но то, что у него такие названия, не знал.
– Лет пятьдесят назад, когда церковь восстанавливали после разрушения и поругания, в подвале нашли доску, похожую на икону. Ликов на доске не было, но жестяной нимб как бы обрисовывал головы Богоматери и Младенца… А перед этой доской стоял в нише кораблик из сосновой коры с парусами из лоскутков… Такое впечатление, что какой-то ребенок в давние годы принес его и поставил перед самодельной иконой… Может быть, с детской и чистой молитвой о Божьей помощи… Потом на этой найденной доске мастер написал святые лики, а нимб оставили прежний…