Он стоял съеженный, косматый и почему-то напомнил мне шахматного конька, которого срубили и убрали с доски.

– Пойдем-ка со мной. В одно место. Переждешь пока, а там будет видно.

Конек не спросил, куда, опять кивнул, послушно так. Видимо, боялся остаться один.

Мы пошли снова, но мальчик почти сразу ойкнул, присел. Ухватился за щиколотку. Глянул снизу вверх умоляюще: не бросай.

Тогда я решительно взял его на руки.

От мальчишки пахло подземной плесенью, немытым телом, гнилым тряпьем, но я, честное слово, не чувствовал никакого отвращения.

Только хмурую нежность к спасенному существу и гордость, что сумел, отобрал малыша у смерти. И теплела на донышке сознания мысль, что, может быть, этим хоть немного умилостивил судьбу, добыл у нее лишний шанс и для Петьки…

Малыш посапывал у моего плеча.

– Как тебя зовут?

Он выдохнул что-то неразборчивое.

– Как ты сказал?

– Сивка, – повторил он отчетливее.

– Что за имя такое?

– Ну… потому что как Сивка-Бурка. Говорят, похож на лошадку.

А и правда похож…

– Ну а настоящее-то имя есть?

– Есть, почти такое же. Севка…

– Что ж, годится…

Я принес Сивку отцу Венедикту. Рассказал, что было. С сердитой виноватостью: вот, мол, вам еще обуза, но что делать-то…