— Тоже везет тебе, солдатка…
— Не говори! Всю войну из огня да в полымя, из огня да в полымя… Вот и сейчас мучайся, а как ухватится за докладную Марценюка Васиньчук…
На заводе, это уже после обеда, сидели они вдвоем у тарного склада, и Спирина говорила, глядя на ровные клетки шпал, что загромождали берег Оби.
— Не-ет, на Баюшева много не надейся, он тебе и так частенько попускат… Подвела ты Илью прогулом. Не велено ему без директора народ на выходные отпускать. Да-а, Васиньчук тот еще сокол… Ну, скажем, так. Положим, захотел бы он и замять дело. А как ему замять, когда за укрывательство прогульщика тоже статья закона. Ты представь: сорвись кто другой с работы, да приступи к нему директор с тем же Указом. Сразу Иван-Петрован пальцем на тебя тыкать начнет: Лучининой можно? Ой, влипла ты, Шурья! Но вот что… Говорят, Васиньчук послезавтра приедет, а через неделю — ты знаешь, у меня день рожденья. Приглашу ево, ты невзначай, конешно, придешь — подъедем на кривой кобыле! Попросим, уговорим, укачаем в два голоса. Пусть объявит, что разрешал Лучининой взять два дня. От гадство-паразитство! Баюшев-то проговорился на людях, что не отпускал тебя Васиньчук… Ладно, захочет, так вывернется директор, не такие дела он проворачивает, и все ему с рук сходит!
— Придет ли он к тебе?
— Это уж моя заботушка. Баба, что бес: заведет мужика в лес…
— Ты гляди, Верка. Дурную славу я наживу…
Спирина вскочила со шпалы, на которой они сидели, и едва не забегала по эстакаде.
— Шурья, опять ты совестить себя готова… Не о славе своей думай, а о ребятишках! Полгода отсидки тебе улыбается. Заберут — второй же прогул у тебя!
… Не миловали в войну и работничков леса — тех, кто опаздывал да прогуливал волей-неволей. Незнаемые прежде строгости, как и везде, тяжело легли на сознание нарымчан.
Прогулял — это уж райсуд тебя повесточкой к себе пригласит. А за опоздание и заводское начальство хорошо постегивало. Попробуй, замешкайся разок, другой: хлебушко урежут, переведут на такую работу, где только на паечку и будешь работать, выходного не проси… Да мало ли как прижмет директор в своем должностном бдении о дисциплине крутого военного времени. Шире, размашистей наказывал провинившихся работяг директор сплавной конторы. Вчера ты ходил, работал дома по брони, а нынче ступай на фронт… Случалось, языкастых из одного поселка ссылал куда-нибудь на сплавучасток по Чулыму. Конечно, все это делалось приказным «переводом» во исполнение производственной надобности…
Боялись, не хотели заводские опаздывать, а случалось.
Сейчас растревоженная словами Верки Александра невольно вспомнила, как однажды рамщик Кисляцский на смену опаздывал. И чево он, Коля — синие глазки, замешкался в бараке. Глубокая осень, ледяная уже грязища до колена в улице… Вот-вот третий гудок… Торопится Николай, лица на нем нет. А потом сдернул сапожнишки да босиком, да бегом по той грязи… Вот так: гляди на Колю из окошка, гляди, смейся и плачь…