– А-а, это вы, дружище Моуди! – вскричал Феликс. – Счастливый человек! Все молодеете и молодеете! – Он приподнял цилиндр перед Изабеллой, и на ней его бегающий взгляд вдруг остановился. – Я, кажется, имею честь говорить с будущей миссис Гардиман? Примите мои самые искренние поздравления. Но куда подевался наш друг Альфред?

Вместо Изабеллы ответил Моуди:

– Пройдите лучше в дом, сэр. Там вам объяснят, что ваши поздравления, мягко говоря, не по адресу.

Феликс снова приподнял цилиндр, на сей раз с видом глубочайшего удивления и соболезнования.

– Видимо, что-то не сложилось? – спросил он, обращаясь к Изабелле. – Право, мне очень жаль, если я нечаянно вас огорчил. Примите в таком случае мои самые искренние извинения. Я только что из экипажа – здоровье не позволило мне приехать к началу обеда. Разрешите мне выразить надежду, что все скоро уладится, к обоюдному удовольствию сторон. Мое почтение!

Он вежливо поклонился и поспешил обратно к дому.

– Кто это? – спросила Изабелла.

– Мистер Феликс Суитсэр, племянник леди Лидьярд, – с неожиданной жесткостью в голосе отвечал Моуди.

Тон его удивил Изабеллу.

– Он что, вам неприятен? – спросила она.

В этот момент Феликс остановился выслушать конюха, которого, видимо, послали что-то передать запоздалому гостю. Он обернулся, так что Изабелла снова могла видеть его лицо. Моуди предостерегающе сжал руку девушки.

– Хорошенько взгляните на этого человека, – прошептал он. – Теперь наконец я могу предостеречь вас: мистер Феликс Суитсэр – ваш злейший враг!

Изабелла слушала в безмолвном изумлении. Моуди продолжал:

– Вы думаете, Шарон не знает, кто совершил кражу? – Голос его дрожал от еле сдерживаемого гнева. – Думаете, я этого не знаю? Ошибаетесь, Изабелла! Вот стоит мерзавец, который украл банкноту леди Лидьярд, говорю это с абсолютной уверенностью.

Она с испуганным возгласом отдернула руку и воззрилась на него, как на сумасшедшего.

Моуди снова забрал ее руку в свою, немного помолчал, чтобы успокоиться, и заговорил:

– Выслушайте меня. Когда мы с мистером Троем пришли за советом к Шарону, он сказал: «Подозревайте того, кого труднее всего заподозрить». Эти его слова, вкупе с вопросами, которые он задавал, пронзили меня как нож. Я тотчас заподозрил племянника леди Лидьярд. Не перебивайте меня! До сего момента я еще не говорил о моем подозрении ни одной живой душе, поскольку считал, что оно объясняется моей давней неприязнью к мистеру Суитсэру, а стало быть, не заслуживает доверия. Тем не менее я вернулся к Шарону и передал дело в его руки. Из проведенного им расследования мне стало известно, что мистер Суитсэр понаделал на скачках множество «долгов чести», как называют их господа, и среди них должок ни много ни мало в пятьсот фунтов стерлингов – мистеру Гардиману. Далее выяснилось, что мистер Гардиман пригрозил объявить мистера Суитсэра неплательщиком, чтобы того выдворили из всех клубов и игорных обществ. Крах был уже неотвратим, назначенный Гардиманом срок уплаты долга истекал на другой день после пропажи банкноты. Помню, в то самое утро в разговоре со мной леди Лидьярд высказалась насчет своего племянника так: «У него на лбу было написано: дай я ему вымолвить еще хоть слово, он занял бы у меня денег». Еще минуту, Изабелла. Я не только знаю наверное, что мистер Суитсэр вытащил из конверта пятисотфунтовую банкноту, но и твердо убежден, что именно он сообщил лорду Ротерфилду о причинах вашего отъезда из дома леди Лидьярд. Ведь в случае замужества у вас появилась бы возможность разоблачить вора. Вы и без моей помощи узнали бы от мужа, что мистер Суитсэр расплатился с ним краденой банкнотой. Можете не сомневаться: этот человек приехал сюда удостовериться, что ему удалось разрушить вашу помолвку. Право, у Феликса Суитсэра душа чернее, чем у любого висельника…