– Вы, Петр Дмитриевич, говорите, будто это дело трудно именно потому, что просто и глупо. А вы попробуйте взглянуть на него, как не на вовсе дурацкое и случайное.

– То есть ввести в дело фантастического убийцу чуть не по профессии, bravo[117] в юбке, Спарафучиле женского пола? Мой предшественник уже потерпел фиаско на этом предположении. Нет, нет. Вообще, я чем больше вглядываюсь в обстоятельства убийства, тем дальше отстраняю от себя предположение преднамеренности, которого держался раньше. Это убийство внезапное, случайное – из ревности, из мести, по самозащите… ведь – извините! – свинья был покойник, не тем будь помянут!.. – но не подготовленное. Не знаю, зачем шла эта дама к Ревизанову – для свидания или для разрыва, – но несомненно не с тем, чтобы убивать, и убила неожиданно для себя. Она и оружия-то с собою не принесла. Заколола его стилетом, который забыла в его спальне Леони.

– Я с вами согласна, – глухо отозвалась Людмила Александровна, потупив глаза, чтобы не выдать себя их диким блеском, – мне тоже кажется, что убийство это было делом, скорее, случая… может быть, необходимого, фатального, но все же случая, а не злого намерения… У вас, Петр Дмитриевич, нет твердой почвы под ногами, – вам все равно приходится бродить в тумане предположений. Хотите – вместе? Хотите, я расскажу вам, как я предполагаю это убийство?

– Сделайте одолжение… это очень интересно…

– Тогда слушайте. Вы знаете, что за человек был Ревизанов, – сами сейчас сказали. Знаете, как оскорблял и унижал он людей – и больше всех именно женщин… он относился к ним, как к рабыням, как к самкам, как укротитель к своему зверинцу, – опять же вы сами это говорите. Представьте теперь, что одна из его жертв бунтует. Она переутомлена изысканностью его издевательств, довольно их с нее. Но он неумолим, – именно потому, что она бунтует, что она смеет бороться против его власти. И он – не по любви… о нет! а просто по скверному чувству: ты моя раба, я твой царь и Бог, – гнет ее к земле, душит, отравляет ей каждую минуту жизни, держит ее под постоянным страхом… ну, хоть своих разоблачений, что ли. Представьте себе, что она – женщина семейная, уважаемая… и вот ей приходится при этом негодяе быть наложницею… хуже уличной женщины… ненавидеть и принадлежать… поймите, оцените это! И она хитрит с ним, покоряется ему, назначает свидание… и на свидании чаша ее терпения переполняется… и она убила его, а обстоятельства помогли ей скрыться. Что же, по-вашему, – когда вы знаете Ревизанова, – не могло так быть? не могла убить Ревизанова такая женщина? – женщина хотя бы вроде той несчастной, о которой когда-то вы сами рассказывали нам – при самом же Ревизанове – подобную же печальную историю?