Выше я употребил выражение «аболиционистская полиция», потому что аболиционистское движение как полезная попытка массовой самообороны от злоупотреблений полового торга есть, конечно, прежде всего приглашение обществу превратиться в полицию нравов для самого себя. Это – нечто вроде общественного самоуправления в применении к одной из вреднейших и прочнейших сторон социального строя. Цель прекрасная, истинно «ближне» практическая и чреватая многими благими последствиями частного, розничного характера. Я вполне понимаю, почему множество добрых и честных людей бросились к ней с пылким энтузиазмом: хорошо это с их стороны, что бросились, и дай Бог, чтобы они нашли себе многих подражателей и продолжателей. Труд их полезен и достоин благодарности. Но было бы жестокою, до мании величия, ошибкою воображать себя при работе в условиях аболиционистской программы, а тем более с подчинением девизу «что можно», радикальными целителями проституционного недуга. Прекрасно удержать девушку от проституции; прекрасно возродить падшую женщину к честной жизни, прекрасно истребить торговца живым товаром; прекрасно отменить регистрацию проституток с ее живодерными нравами и последствиями; прекрасно переработать к лучшему общую регламентацию злополучного института; прекрасны сотни проектов, – как я писал уже, часто получающих осуществление, – вызванных аболиционистским движением. Но все эти меры – самодовлеющие, живущие в самих себе. Они создают нравственные удобства настоящего, а не свободу будущего. Они не прекращают проституции, но упорядочивают ее внешние проявления так, чтобы гнусным зрелищем и запахом своим она не оскорбляла щекотливой морали и не раздражала впечатлительных нервов буржуазного общества, потребностями которого и для потребностей которого она живет. Это – санитарно-полицейское оздоровление института применительно к наиудобнейшему, наиприличнейшему и наигуманнейшему оным пользованию, а отнюдь не уничтожение женского белого рабства И вся эта общественная работа – для себя, на нас самих, каковы мы сейчас, на общественный строй с подавляющим преобладанием мужского права, интереса и первенства. Для женщины же мы не делаем в ней почти что ничего, так как причин, толкающих ее в самопродажу, не уничтожаем, а иногда, как оказывается, даже и негодуем на дерзающих мечтать об уничтожении причин, потому что таковое-де – «невозможная коренная реформа». А покуда существует причина, будет неукоснительно проявляться и следствие.

Если в стране голод, никакие меры надзора и пресечения не могут воспрепятствовать развитию в ней добывающих пороков и преступлений. Удержать быстро падающую нравственность края можно тогда только энергичною хлебною, денежною, трудовою помощью, т. е. накормив народ. В той стране, которая имеет больше безработного и голодающего люда, больше и голодных пороков. Сословия, экономически обездоленные и приниженные, осуждены давать процент добывающей преступности больший, чем сословия, материально обеспеченные.