Общественный темперамент – сила огромная, но значение ее все-таки принято весьма преувеличивать. Уже широкие рамки колебаний то в росте, то в упадке проституции (например, как то наблюдено для Германии и особенно для Берлина в соответствии от больших или меньших цен на хлеб) показывают, насколько поддается сокращениям энергия общественного темперамента, как скоро дешевый спрос осекается о дорогое предложение, т. е. как скоро экономическое положение женщины улучшается настолько, что она может прокормить себя не только телом своим, как самка, но и трудом, соответственным достоинству человека. Мысль человеческая энергически работает над усвоением закона этих сокращений, и недалек тот день, когда он будет провозглашен громко и проведен в жизнь. Гораздо ближе, чем думают! Уничтожить проституцию, освободить женщину от проституции – одна из благороднейших задач, которым может посвятить себя современный человек. Упорядочивать же недра проституции «на продолжение» значит лишь менять одну полицию нравов на другую, то есть менять цвет соусов, в коих жарятся цыплята. Но об этом я много говорил уже в «Женском нестроении» и не хочу повторяться. Прибавлю лишь одно соображение, сейчас пришедшее мне в голову: что примирение общества с проституционною профессиею, как силою временно-фатальною, которое рекомендует г. Владимир Ж., должно зарезать сострадание к проститутке и свести на нет борьбу с ее ремеслом, как общественным пороком. Почему? Да потому, что если мы признаем проституцию нормальным ремеслом вровень со всяким другим, то с этого момента проститутка достойна жалости не только не более, но даже менее, чем кто-либо из работниц, ибо экономически она поставлена лучше всех, а с соображениями «половой морали», заставляющими нас сожалеть о ней ныне, что же мы будем считаться, раз условились «половую мораль» зачеркнуть? Вместо страдающей, униженной и оскорбленной женщины остается уже наголо лишь «предмет потребления», которому тем сытнее существовать на свете, чем больше на него спрос. Теперь это «чем больше» приводит нас в ужас, смущает нашу совесть тяжелыми угрызениями, а тогда – чем же смущаться? Шибко торговля вдет, – благополучие, в некотором роде горою создается, – ну, стало быть, и хвала слиянию Венеры с Меркурием, да здравствует коммерция и – все зло – добро, то есть безвредно и прекрасно!

VII

В «Случайных заметках» июньской книжки «Русского богатства» (1904) привлекает внимание читателя маленькая статья – «Соня Мармеладова на лекции г-жи Лухмановой»[229], подписанная всем понятным псевдонимом Вл. К. Разговаривать о такой квинтэссенции надменного буржуазно-институтского «юродства», сытой безжалостности и глубочайшего социального невежества, как лекции г-жи Лухмановой о проституции, не стоило бы, если бы в Житомире это пустословие во всеуслышание не вызвало примечательного протеста: одна из женщин, обозванных добродетельною переводчицею «Дамы от Максима» в порыве целомудренного негодования «тварями» и «животными», прислала в редакцию газеты «Волынь» письмо, пытаясь оправдать свое падение. Письмо потрясающее, как все подобные письма. Я долго занимался проституционным вопросом, и в руках моих перебывало много подобных документов. Письмо житомирской Сони Мармеладовой отличается от них только грамотностью и ясностью слога, вероятно, приданными ему в редакции. Как истинная Соня Мармеладова, девушка эта пала, чтобы кормить и воспитать двух братьев и двух сестер, которым она осталась старшею в семье после смерти матери, потому что отец скрылся без вести. Три года двенадцатичасового «честного труда» на табачной фабрике, с поденщиною по 25 коп. в сутки, что давало около 7 рублей в месяц – на содержание пяти человеческих душ! «Прирабатывала»: за 50 коп. в месяц таскала воду из колодца – после двенадцатичасовой-то поденной работы! На четвертый год, когда братья и сестры стали подрастать, требуя еще больших расходов, девушка не выдержала – начала «прирабатывать» к фабричной поденщине проституцией… Ну и результаты обычные, – сразу сказался «наиболее доходный способ женского труда»: семья стала на ноги – «один брат поступил в ученье к сапожнику, другой дома, а две сестры одеты, по воскресеньям идут в воскресную школу, а в будни у печки стряпают и моют белье».