Исключительный ли это, редкий ли факт? Насколько он подлежит обобщениям?

Я недавно имел случай говорить с читателями о современной проституции, как о зле, в подавляющем преимуществе своего состава экономическом, истекающем из общего бесправного положения женщины в буржуазном строе общества и безобразно приниженных условий женского труда. Не повторяясь в общих рассуждениях, я хочу на этот раз осветить житомирский случай одними голыми цифрами.

Из 4,812 про<ституток>, исследованных в Петербурге в 1893–1896 гг. доктором П. Е. Обозненко, по данным врачебно-полицейского комитета и Калинкинской больницы, падение свое в торговлю телом объяснили экономическими причинами – прямыми или косвенными:

1,348 – нужда, бедность.

364 – неимение мест и занятий.

39 – ссора с родными или бегство из семьи по стыду, вследствие потери невинности.

35 – желание нажить деньги.

78 – продажа близкими людьми или своднею.

6 – ради воспитания детей.

10 – неимение паспорта.

9 – неспособность к труду по болезни.

13 – «дали бланку».

Итого – 2,901.

Затем в списке г. Обозненко выставляются неопределенные, но, кто хоть сколько-нибудь знаком с проституционным мирком, тому очень хорошо понятные рубрики: «собственное желание», «отрицающие занятие проституцией», «причины неизвестны». «Собственное желание» – полицейская формула-отметка, которою отделываются проститутки от пытливых вопросов: «Как дошла ты до жизни такой?», – когда не хотят или не умеют на них отвечать. Из 765 женщин этой рубрики можно ручаться за 500–600, что, участливо и пристально исследуемые, они в конце концов обнаружили бы побуждения материальной нужды, обычные для большинства жертв проституции. В «скрывающих занятие проституции» этот процент должен быть взять еще выше: отсылаю к книге г. Обозненко искать потрясающие картины, как голодающая угловая женщина на дне столичного населения борется против необходимости стать явною проституткою, и как ее борьба при суровых притязаниях нашей регламентации оказывается напрасною и беззащитною.

– Что ж? Дали бланку – нужно гулять! – слишком частая судьба женщин, преследуемых и загоняемых в проституцию регламентационною формалистикою, – по словам г. Обозненко, – только «за то, что она бедна, за то, что она не нашла себе места, за то, что живет в грязном углу, а не в первоклассной гостинице». Страшно сказать, но угловая женщина в Петербурге может очутиться в проституционной больнице, никогда не быв проституткою! Для этого ей достаточно иметь на теле прелые пятна или просто, с позволения сказать, обовшиветь; «комиссионные женщины», – т. е. взятые полицейскими обходами в ночлежных квартирах за неимением паспорта, за нежеланием объявить постоянное местожительство, за неуказанием определенных занятий – «комиссионные женщины», при обнаружении свидетельствованием не только следов сифилиса, но даже царапин и расчесов или нечистоплотности, подлежат препровождению в Калинкинскую больницу, где и формируются выгодным примером подруг уже в явно-поднадзорных проституток. Почти роковая неизбежность чернорабочей бабе, оставшись в столице временно без труда, пополнить собою проституционные кадры настолько понята классом этих горемычных полунищих, «что находятся предусмотрительные женщины, которые, приходя в столицу на заработки, прежде всего идут в в. п. комитет и берут бланку – на всякий случай!» Какого ужаса, какого падения, какого развращения среды фатумом нужды еще искать! Вот какие формы страхования от потери труда создала петербургская безработица. Уж истина, что голь на выдумки хитра! Вот в какие унизительные уловки самопомощи приходится опускаться женской рабочей массе, выделяющей из себя, в судорогах отчаяния, тех «тварей» и «животных», которых наши пуританки с зажирелыми сердцами объявляют лишенными прав на общественное участие.