— Ба, слухайте, что мне хлопцы сказали на гробках… Ходил подправить могилку покойного родителя.

— Чую, чую, — отозвалась Оляна Саввишна.

— Копают они яму… Рец Данило умер, слышали?.. Ну вот. Подходю до них, спрашиваю: «Кому могилу роете, царство небесное?» — «Диброве», — отвечают. «Як так Диброве? Рази председатель умер?» — спрашиваю. «Преставился!» — отвечают. «Давно?» — спрашиваю. «Давно, — отвечают. — Похороны — сегодня!..» Матери твоей закавыка, думаю, це новость! Забыл я, что у меня ноги хворые, побежал бегом до дому. Кричу жинке: «Вёкла, Вёкла! Слышала, Диброва скончался!» А она мне: «Шо ты, придурок, мелешь! Только что подъезжал на дрожках, тебя спрашивал, надо на ферме колодязи рыть». И крестит меня, крестит. Я тут зареготал так, что в боку закололо. Вот, думаю, анафема души, чем шуткуют!

— Знать, долго ему жить, — резюмировал Фанасову повесть Сухоручко.

— Хай живе, бог с ним, — милостиво разрешила Оляна Саввишна.

Антон тоже вставил слово:

— Нехай. Только пусть и другим дает жить.

Наступила неловкая тишина. Шутка приобрела весьма серьезный оборот. Паня засуетилась.

— Проходьте к столу. Повечеряем. — Она заправила прядку волос под платок. — Правда, ничего такого нету, бо мы же не знали, что будут гости… — Вопросительно посмотрела на Антона. Он ответил ей шепотом:

— Зараз сбегаю до Степаниды, — и вышел в сени.

— А где же батько Охрим? — спросил вселюбопытный Фанас Евтыхович.

— В МТС. Совещание чи шо.

Сухоручко заметил напарнику:

— Обо всех все разузнал, а про крестника и забыл.

— Не-не… Володьку я бачу. Володьку, як говорят, оставляю на закуску. — Подошел к коляске, приподнял куцепалой рукой край марлевой занавески, удивился: — Чи спит?

— Навоевался, отдыхает, — пояснила Паня. — Побанила его, покормила…

— Така его работа — спать, — категорично вставил Сухоручко, глядя на Фанаса Евтыховича.

Вернувшийся Антон поставил на середину стола трехлитровый алюминиевый бидон. Шумно потирая побуревшие от холода руки, улыбнулся, кивая на посудину.

— Степка новую бочку открыла, так что осадка не будет. — Взял с полки рукой враз четыре стакана, сунув в них клешнятые пальцы, поставил на стол. — Спробуем! — наполнил стаканы быстро, умело плеская в них светлое вино с наспех вскакивающей и так же скоро пропадающей белопузырчатой пеной.

Сухоручко поднял вино на свет.