Светлый фон

— Давно на товсь, товарищ командир. И Виктор Устинович уже у радистов.

— Не терпится старику? — ревниво заметил Кедрачев-Митрофанов.

— Видать по всему.

Переспросив, точно ли определились, командир лодки взял управление на себя.

— Стоп турбины! — Поглядывая на стрелку лага, решил: «Пора». — Малый назад! — Повременив немного, добавил: — Стоп! — Погасил ход до нуля, дал команду: — Удифферентовать подводную лодку! — Проверил показания глубины, остался доволен.

Оживленно потирая пухлые ладони, в центральном посту появился Алышев. Казалось, он еще больше пополнел за дни, проведенные на корабле. Темно-синяя рабочая куртка не застегнута, пилотка-вареничек маловатого размера еле удерживалась на голове. Чтобы скрыть свое возбуждение, Алышев сказал Кедрачеву-Митрофанову:

— Командир, я хоть отоспался у тебя на «коробке». А что, спокойная житуха, а?

— Ни вызовов, ни нагоняев, ни оперативных совещаний, — поддержал шутку Кедрачев-Митрофанов:

— Честное слово, благодать… Я уже три книги прочел.

— А на базе?

— Какие там книги! Только успевай поворачиваться. Домой и то не каждый день попадаешь… Гляди, толстеть у тебя начал. Твой кок, шельмец, славно готовит!

Послышался сдержанный смешок офицеров.

— Смеются над стариком, ракшальские дети, — весело подмигнул «дед» командиру лодки, показывая на стоящих вокруг. — Впору гимнастикой заняться. Ты, Кедрачев, делаешь гимнастику?

— Еще бы!

— Какие упражнения любишь?

— Приседания у перископа.

Вокруг взорвался хохот. Все поняли слова командира лодки правильно, так, как и следовало их понимать: мол, делом занимаюсь, веду корабль, а на безделье времени не хватает. Но Алышев не обиделся. Он заметил:

— Ничего, на бережку жирок свой поутрясу.

И этому тоже все поверили, знали, что Алышев не любит распускаться. Каждое утро в темную рань люди видели его спешащим в бассейн с чемоданчиком в руках. Виктор Устинович плавал добрых полчаса, растирался, пробежкой возвращался домой на завтрак.

— Выходим на связь, — доложил лейтенант Геннадий Краснощеков. — Разрешите начинать? — Обратился неопределенно к кому: то ли к Алышеву, то ли к Кедрачеву-Митрофанову.