— Ну, а ты как, Григорий Степанович? Не слышно, чтобы тебя склоняли. Падеж большой?

— Да пока бог миловал. Ягнят несколько пропало.

«Пригласить домой, взять пол-литра! Катя надуется. Скажет — не предупредил, не приготовилась. Вечная история».

— А у тебя что, падеж?.

— Есть. Григорий Степанович, я не обедал. А ты?

— Да не мешало бы подзаправиться в дорогу. Трястись в седле долго.

— Так зайдем в чайную.

Когда сняли полушубки и шапки, Ковалев удивился: на Кузине новый костюм. Хотя материал грубоватый, но костюм приличный, сидит хорошо, если, конечно, не смотреть вниз — там отглаженные старухой брюки заправлены в сапоги. Но самое поразительное — галстук, темно-синий в светлую горошину, с чуть засалившимся от подбородка узлом. «Ну и ну! Выдает старик!»

Ковалев невольно осмотрел себя — брюки давным-давно забыли утюг, синий френч с глухим воротом замызгался. Опустился он, черт побери!

Сели за стол у окна, и Ковалев опять сделал открытие: Григорий Степанович, оказывается, не только побрит, но от него веет одеколоном, напоминающим запах свежего разнотравного сена.

Взяв заляпанный гарниром листок, Ковалев подумал: «Помолодился для райкома». Боится, чтобы на пенсию не отправили. Хотя такое не в его характере. Приспосабливаться не умеет».

— Что вы там разглядываете? — с сердцем спросила официантка. — Пшенный суп, котлета с пшенной кашей, пшенная каша отдельно. Ну, чай еще. Больше ничего… И нечего попусту глаза портить.

Ковалев ткнул пальцем в меню.

— А тут вот гуляш с картофельным пюре.

— Мало ли чего там написано! Вчера еще было.

— Проса не сеем, а пшенкой душат. Прохвост, ваш этот Гвоздин! — Кузин покрутил головой, точно галстук душил его.

— Гражданин, вы осторожней на поворотах!

— Ты не рявкай, а принеси две коклеты… Иль сколько закажем? И чаю.

— Подожди, Григорий Степанович, — посоветовал Ковалев.

— А чего годить? Не был тут и не приду больше.