Ковалев отвел глаза к окну, на котором сиротливо маячил горшок с полузасохшей геранью.

— Сам знаешь — новому человеку нелегко разобраться в обстановке. А я тогда только приехал. Думал, как кормовую базу создать. Ведь скот дох.

Открытое признание Геннадием Васильевичем своей прошлой ошибки понравилось Кузину, но он не преминул назидательно добавить:

— Не узнавши броду, говорят, не лезь в воду. А ты полез. Теперь, поди, не сказал бы такого. Знаешь, как наши соседи из Оймона осваивали горную целину? Трактора разбирали и лошадями наверх затаскивали. Комбайнов сколько побили. У них каждое зерно золотым стало. А ты хотел, чтобы и у нас так было.

— Не хотел… — буркнул Ковалев. — Говорю — о кормовой базе беспокоился.

Официантка принесла шницели. Около обжаренного куска мяса — ломтики картофеля, четвертушка дряблого соленого огурца, кругляшок поджаренного яйца. Все это Кузин рассматривал с любопытством и удивлением. Наклоняясь над тарелкой, жадно тянул в себя воздух.

— Ишь, подлые! Захотят, так сделают. А то пшенка… Эй, девка, чаю мне два стакана, да погуще!

А Ковалев между тем думал о том, что Григорий Степанович главного — как он хозяйствует на новом месте — не сказал, все вертит вокруг да около. Как вытащить из него это главное? А возможно, нет у него ничего за душой? Просто цену себе набить старик старается. Побрезговали, мол, тогда, а я вот каким оказался, получше вас, образованных.

— Раз уж такое дело — давай еще по стопке. Под шмицель. Я ведь в молодости крепким насчет этого был. Литру закину — и хоть бы что, ни в одном глазе, даже баба не заметит.

Когда съели шницель, официантка принесла крепкий чай. Кузин, весь розовый, кажется, помолодевший, прикоснулся к стакану.

— Горячий… Люблю горячий и чтоб густой. — И начал мастерить толстую самокрутку. — Кормовая база — для нас главное. Это ты правильно. Но и тут надо опять же с разбором. Скажи, кукуруза у тебя хорошо родит?

— Смотря какой год и где посеяна.

— Вот-вот… — горячо подхватил Кузин. — Где посеяно и что посеяно.

— Согласен, Григорий Степанович. Я вот как раз об этом и хотел говорить в райкоме. Условия наши особенные. У нас все или почти все зависит от сорта семян. А мы до сих пор кустарничаем. Садим, что придется. От нас пока требуют площади. Сей вот столько-то, и все!

Кузин слушал с затаенной ухмылкой. Создавалось впечатление — он знает что-то, но не говорит.

— Заболтались, а мне еще ехать да ехать, — спохватился он вдруг. — Эй, девка, получи, что причитается.

Когда вышли на просторное крыльцо чайной, солнце уже скатилось за редкий кедрач на горе. Его лучи, пробившись между стволами, румянили высокое блеклое небо с редкими клочьями легких облаков. Ветер, умаявшись за день, успокаивался.