— Во-о-н, за сараями Кит с Ромкой Голубевым идут! — говорит им из коляски Глебов. — Им все равно: страдать иль наслаждаться, а я поработаю!
— Черти, — говорит о приближающихся новеньких Федя, — опять где-то пили! Как вдвоем — так пьют! В субботу первенство дороги, а какие из них футболисты… Прозяпаем…
— И к бабке не ходи! — соглашается Графин. — Кит, он ведь ни украсть, ни покараулить. Работать надо, гнуть, ломить, а он футболом промышляет. В июне колхозникам пендель не забил, а оформлен ведь по четвертому разряду бетонщиком на полигоне. Правильно я говорю, Федор? На нас, бывало, если люди смотрят, так мы с себя семь потов сгоним и за бесплатно. Потому и заработанным денюжкам цену знаем.
— А вот вы, Графин… Вы ведь совсем не пьете? Я имею в виду спиртное, — спрашивает Александра Григорьевна.
— Мне и с табаку хорошо, — отвечает Графин. — Ну что, сдавать карты? Или этих подождать?
Подошли парни. Оба рослые, длинноволосые, на полных губах улыбки, в глазах муть из винного отдела.
Графин сказал Ромке:
— Садись, брат-кондрат, составь партию… А ты, — повернулся он к Киту, — постой, полюбопытствуй…
— С чего это? — возмутился Кит и подбоченился.
— С того, что с грызунами не играю. — Графин мешал кубики в мешке. Никто не мешал ему вести разговор, слушали, зная, что Графина с толку не собьешь.
— С какими грызунами? Мы грызуны? Нам по двадцать три года!
— А вот с теми грызунами, которые по тридцать лет с мамкиной шеи кору грызут, — ответил Графин, сдавая карты. — У тебя морда как у нищего сума, а работать не хочешь. Ишь, пришел на бутылку выиграть! У меня выиграешь!
— Ха-ха! — наигранно усмехнулся Кит. — У тебя-то? У суслика пузатого?
— Я пузо на свои отъел, а если твою поганую копейку возьму, так потом руки чем отмывать, соляркой?
— Ну давай я сяду! И выиграю!
— Раньше сядешь — раньше выйдешь, — говорит Графин.
— А что эт меня посадят? Я чо, ворую?
— Может, и воруешь, — говорит Графин, считая банк в кепке. — Кто у бабки Цугуноцки мешок бутылок из сарайки умыкнул?.. Все поставили?
— Все, — нестройно ответили игроки.
— Значит, боишься меня принимать, — насмешливо щурился Ромка и, доставая бумажник, высыпал возле Кита горку мелочи. Графин засомневался.