– Нам повезло меньше, – сказала Поль. – Пьеса была как раз на выходе. Вы не считаете странной манеру людей сосредоточиваться на себе, когда возникают тревожные события? Даже торговка фиалками возле моего дома говорила мне, что за последние два дня не продала и трех букетов.

Такси остановилось на ползущей вверх улочке. Пока Пьер расплачивался, Поль с Ксавьер сделали несколько шагов; Ксавьер зачарованно смотрела на Поль.

– Хорош я буду, когда явлюсь в это заведение в сопровождении трех женщин, – сквозь зубы проворчал Пьер.

Он со злостью смотрел на темный тупик, в который устремилась Поль. Все дома, казалось, спали. На деревянной дверце в самой глубине виднелась надпись вылинявшими буквами «Севильяна».

– Я позвонила, чтобы для нас оставили хороший столик, – сказала Поль.

Она вошла первой и сразу направилась к мужчине со смуглым лицом, должно быть, хозяину. Они с улыбкой обменялись несколькими словами. Зал был совсем маленький, находившийся посреди потолка прожектор изливал розовый свет на танцплощадку, где теснились несколько пар; остальную часть помещения окутывал полумрак. Поль двинулась к одному из столиков, стоявших у стены и отделенных друг от друга деревянными перегородками.

– Как мило! – сказала Франсуаза. – Здесь все расположено, как в Севилье.

Она собралась было повернуться к Пьеру; ей вспомнились прекрасные вечера, которые двумя годами раньше они провели в танцевальном доме возле площади Аламеда, но Пьер не был расположен предаваться воспоминаниям. Он без особой радости заказал официанту бутылку мансанильи. Франсуаза оглянулась вокруг; она любила эти первые мгновения, когда обстановка и люди образовывали еще неясное целое, утопавшее в табачном дыму. Радостно было думать, что этот смутный спектакль мало-помалу прояснится и разрешится множеством захватывающих подробностей и эпизодов.

– Что мне здесь нравится, – заметила Поль, – так это отсутствие псевдоживописности.

– Да, никакого украшательства, – согласилась Франсуаза.

Столики из грубого дерева, так же как табуреты, служившие сиденьями, и бар, за которым громоздились бочонки испанского вина. Ничто не задерживало взгляда, за исключением помоста, где стояло фортепьяно и где музыканты в светлых костюмах держали на коленях прекрасные сверкающие гитары.

– Надо снять пальто, – сказала Поль, коснувшись плеча Ксавьер.

Ксавьер улыбнулась; с тех пор, как они сели в такси, она не спускала глаз с Поль. С покорностью сомнамбулы она сняла свою одежду.

– Какое прелестное платье! – восхитилась Поль.

Пьер обратил на Ксавьер пронизывающий взгляд.