– У вас был такой насмешливый вид, вы бросали на меня такие грозные взгляды, – с нежностью сказала Ксавьер.
– Да, я был неприятен, – согласился Пьер. – Прошу прощения. Но я чувствовал, что вы заняты совсем другими вещами, а не нами.
– У вас, должно быть, интуиция, – отозвалась Ксавьер. – Прежде, чем я открыла рот, вы уже шипели. – Она тряхнула головой. – Только у вас плохая интуиция.
– Я сразу заподозрил, что Жербер околдовал вас, – неожиданно сказал Пьер.
– Околдовал? – нахмурив лоб, повторила Ксавьер. – Да что же он вам такого рассказал, этот жалкий тип?
Пьер сделал это не нарочно, он был неспособен на низость, однако в его фразе содержался неприятный для Жербера намек.
– Ничего он не рассказал, – отвечал Пьер, – зато он был очарован этим вечером, а это редкость, чтобы вы брали на себя труд очаровывать людей.
– Я должна была бы догадаться об этом, – в ярости сказала Ксавьер. – Стоит проявить лишь немного вежливости с человеком, и у него тут же появляются какие-то идеи! Бог знает, что он напридумывал своим жалким умишком!
– И потом, – продолжал Пьер, – если вы оставались взаперти весь день, то не для того ли, чтобы обдумывать романтичность вечера.
– Это дутая романтичность, – с раздражением сказала она.
– Таковой она кажется вам в эту минуту, – возразил Пьер.
– Да нет, я сразу это поняла, – нетерпеливо сказала Ксавьер. Она посмотрела Пьеру прямо в лицо. – Мне хотелось, чтобы этот вечер показался мне чудесным, – сказала она. – Понимаете?
Наступило молчание; никогда не узнать, что́ в течение этих двадцати четырех часов Жербер в действительности представлял для нее, и сама она уже о нем забыла. Несомненно было одно: в эту минуту она искренне отрекалась от него.
– Это стало реваншем, направленным против нас, – заметил Пьер.
– Да, – тихо согласилась Ксавьер.
– Но мы не виделись с Жербером целую вечность, надо было встретиться с ним ненадолго, – извиняющимся тоном сказал Пьер.
– Я прекрасно знаю, – отвечала Ксавьер, – но меня всегда раздражает то, что вы позволяете терзать себя всем этим людям.
– Вы милая нетерпимая особа, – сказал Пьер.
– Я не могу себя переделать, – удрученно отвечала Ксавьер.
– И не пытайтесь, – с нежностью проговорил Пьер. – Ваша нетерпимость – не мелочная ревность, это сочетается с вашей непримиримостью, с силой ваших чувств. Если отнять у вас это, вы уже не будете самой собой.