– Вряд ли он остался на всю ночь, – сказала Франсуаза.
– Пойду посмотрю. – Отбросив одеяла, Пьер встал с кровати. На этот раз Франсуаза не пыталась его удержать, ей тоже хотелось знать. Она встала и последовала за ним на лестничную площадку. Серый свет проникал на лестницу, весь дом спал. С бьющимся сердцем она наклонилась над перилами. Что произойдет теперь?
Через минуту на нижних ступеньках вновь появился Пьер и подал ей знак. Она спустилась.
– Ключ в замочной скважине, ничего больше не видно, но думаю, она одна. Кажется, она плачет.
Франсуаза подошла к двери. Она услышала легкое позвякивание, как будто Ксавьер поставила на блюдце чашку, потом раздались какой-то глухой шум и рыдание, еще рыдание, более сильное, целый поток отчаянных, неудержимых рыданий. Ксавьер, должно быть, упала на колени у дивана или во весь рост бросилась на пол. В худших своих печалях она всегда сохраняла сдержанность, трудно было поверить, что эта животная жалоба исходила из ее тела.
– Ты не думаешь, что она пьяна? – спросила Франсуаза.
Только алкоголь мог заставить Ксавьер потерять таким образом контроль над собой.
– Полагаю, что да, – ответил Пьер.
Они стояли у двери, встревоженные и бессильные. Никакой предлог не позволял им постучать в такой час ночи, а между тем это была пытка – представлять себе Ксавьер, простертую, рыдающую, во власти всевозможных кошмаров опьянения и одиночества.
– Не будем здесь стоять, – сказала, наконец, Франсуаза. Рыдания ослабели, их сменил горестный всхлип. – Через несколько часов мы всё узнаем, – добавила она.
Они медленно поднялись к себе в комнату. Ни у одного, ни у другого не было сил строить новые предположения, с помощью слов нельзя было избавиться от того смутного страха, в котором без конца слышался звук стенания Ксавьер. В чем ее боль? Можно ли ее от этого вылечить? Франсуаза бросилась на кровать и без сопротивления погрузилась в глубину усталости, страха и скорби.
Когда Франсуаза проснулась, сквозь жалюзи сочился свет, было десять часов утра. Сложив руки над головой, Пьер спал с ангельским, беззащитным видом. Франсуаза приподнялась на локте; из-под двери высовывался листок розовой бумаги. Вся ночь разом полоснула ее по сердцу, со всеми ее лихорадочными походами, и возвращениями, и навязчивыми образами; она вскочила с кровати. Листок был разрезан посередине; на разрезанном листке большие черточки образовывали налезавшие друг на друга бесформенные слова. Франсуаза разобрала начало послания: «Я до того опротивела самой себе, мне следовало бы выброситься из окна, но у меня не хватило смелости. Не прощайте меня, завтра утром вы сами должны бы убить меня, раз я оказалась слишком труслива». Последние фразы совсем были неразборчивы; внизу страницы крупными дрожащими буквами значилось: «Прощения нет».