Он с какой-то настойчивостью смотрел на Франсуазу. Хотелось ли и ему тоже заставить ее что-то понять? Что дружеские чувства, которые он испытывал к ней, были настоящие и что она была ему дорога? Он редко так много говорил о себе: в этот вечер его отличала какая-то особая приветливость.

– По сути, я никогда не смогу полюбить того, к кому не буду сначала испытывать дружеских чувств, – сказала Франсуаза. Она употребила фразу в настоящем времени, но придала ей безучастное, утвердительное звучание. Ей хотелось бы что-то добавить, однако ни одна из фраз, висевших у нее на языке, не могла сорваться с него. Под конец она сказала: – Просто дружба, я нахожу это невыразительным.

– Я так не считаю, – сказал Жербер. Он немного ощетинился; он думал о Пьере, о том, что нельзя дорожить кем-то больше, чем он дорожил Пьером.

– Да, в сущности, вы правы, – сказала Франсуаза.

Положив вилку, она пошла и села у огня; Жербер тоже встал и, взяв возле камина толстое круглое полено, ловко положил его на подставку для дров.

– Теперь вы закурите добрую трубку, – сказала Франсуаза. И, не скрывая порыва нежности, добавила: – Мне нравится, когда вы курите трубку.

Она протянула руку к огню; ей было хорошо, этим вечером между ней и Жербером установилась почти объявленная дружба, зачем требовать чего-то большего? Он слегка наклонил голову, и огонь золотил его лицо. Сломав сухую хворостинку, Франсуаза бросила ее в очаг. Ничто не могло уже убить охватившее ее желание держать эту голову в своих руках.

– Что будем делать завтра? – спросил Жербер.

– Мы поднимемся на Жербье-де-Жонк, потом на Мезено. – Встав, она порылась в своем рюкзаке. – Я не знаю в точности, где лучше спускаться. – Она разложила на полу карту, открыла путеводитель и сама растянулась рядом.

– Хотите посмотреть?

– Нет, я доверяю вам, – отозвался Жербер.

Она рассеянно взглянула на сеть мелких дорог, окаймленных зеленью и утыканных синими пятнами, обозначавшими места обзора; что будет завтра? На карте ответа не было. Ей не хотелось, чтобы это путешествие закончилось в сожалениях, которые теперь обернулись бы угрызениями и ненавистью к ней самой: она заговорит. Но доставит ли Жерберу удовольствие целовать ее? Возможно, он об этом никогда не думал; она не вынесет, если он уступит ей из вежливости. Кровь бросилась ей в лицо; она вспомнила Элизабет: женщина, которая берет; эта мысль приводила ее в ужас. Она подняла глаза на Жербера и немного успокоилась. Он был слишком привязан к ней и слишком уважал ее, чтобы втайне смеяться над ней; что требовалось, так это умело подготовить ему возможность откровенного отказа. Но как за это взяться?