Светлый фон

Травников вел обессиленную Асю к своей машине и старался не потерять из виду дочь, крикнул ей, чтобы она ехала с ними, но Ася неожиданно твердым голосом приказала этим не заниматься, пусть едет с кем хочет, лучше бы он пошел к автобусам и пригласил всех на поминки; всех — и военных и из министерства. Травников покорно пошел к автобусам, вдруг вспомнив, что ко всем его хлопотам была еще ночь с расстановкой столов в двух комнатах, а прежде — беготня по магазинам и рынку, и теперь вот еще надо вытерпеть уйму людей в квартире, и горы тарелок, которые придется таскать на кухню, и толкотню Асиных приятельниц, которые сейчас там, на Смоленской, жарят и варят, чтобы все было по правилам и обычаям, но что самое нелепое — ждут. Откуда ждут и с чем?

Министерский автобус он, сев за руль, сразу обогнал, а черная «Волга» мужа Юлии с казенным шофером стремительно ушла вперед, вслед за машинами генералов; он ехал до дому один, не как туда — в колонне, и его не отпускала мысль, что поминки — это еще ничего, это само собой переживется, а вот два дельца для Лодыженских ему еще придется исполнить: расстегнуть «молнию» на кожаной папке, где все эти дни пролежало нечитаным заключение о рукописи тестя, и отдать Юлии так значительно, почти что с дипкурьером переправленный ей из ГДР пакет в черной плотной бумаге. С отзывом устроится, успокоил себя. Тут поторопиться надо только для Аси, только чтобы она не завелась — мол, даже этого он не смог вовремя сделать ради тестя, а с Шульцевым пакетом — так тут торопиться скорее всего и нельзя. Глупо торопиться.

туда

Он столкнулся с Юлией в прихожей, она тихо распоряжалась, чего еще поставить на столы, на него даже не взглянула, и он уверился, что правильно решил: не надо сейчас о Шульце, не к месту.

И снова все вокруг пошло помимо него: люди рассаживались, тянулись к бутылкам, стучали ножи по тарелкам, и за каждым из столов даже образовался свой распределитель тостов, свой командующий тризной, а он, Травников, потребовался только дачному соседу Самарину, чтобы услышать: «Вот вы говорили, Женя, что телефон не нужен. А представьте, если бы он был тогда под рукой у Дмитрия Игнатьевича. Может, мы и не сидели бы сейчас тут». Он забыл, Самарин, что уже говорил все это, когда Травников прикатил поздно вечером на дачу, в тот день прикатил, чтобы выяснить подробности, запереть дом и взять в город Алкея. Пес обрадовался хозяину, прыгал, старался лизнуть в нос, мешал разговаривать, и Самарин прищелкнул ему к ошейнику поводок, увел в сарай, объявил, что не даст пока собаку, и без нее в городе будет хлопот. А потом-то и сказал про телефон. Травникову было жаль Алкея, скулящего в сарае, и он сказал сердито, как и прежде в спорах с Самариным: «Ну и был бы аппарат — а кто бы «Скорую» вызывал? Эрдель? Дачи ликвидировать надо, саму идею. Глупость это — жить на два дома!» — «А, признали, — торжествующе отозвался Самарин. — Чего ж не живете? Кто мешает?»