— Как ты перевела? — спросил Травников. — Ну, это слово: гастфройндлих… ух, язык сломаешь!

— Добрая, — сказала Юлия, и глаза ее повлажнели. — Добрая страна. — С долгим вздохом она положила фотографии на стол и, будто бы разом отсекая всех и вся из круга своих мыслей и памяти, бодро спросила: — А ты-то как, Жека, добрый мой родственник? Ася говорила, бежать из своей газеты собрался. Что, стоит?

Травников неопределенно мотнул головой.

— Двадцать рэ в месяц прибавка. Но я сегодня изменил решение. Остаюсь. Есть поговорка: храни вещь семь лет, и она пригодится.

— Семь! Ты, по-моему, раза в два больше в редакции отбарабанил. По-прежнему боишься разбогатеть?

— Вот еще…

— Ну, тогда, наверное, из моральных соображений. Одержал победу над собой?

— Как сказать. Меня сегодня мой подчиненный зло корил, что плохо работаю. Вот, буду стараться исправиться. Заводик специально присмотрел. Стану помогать коллективу достигать высот мирового прогресса.

— Ты? — Юлия всплеснула руками. — Ты, Жека, плохо работаешь? Не верю. Небось все твердишь, что можно лучше, а кругом и рады: хоть один сам признается, что не умеет… Чего ты действительно не умеешь, так это постоять за себя. И Аська тебе не помогает — и так, мол, хорош! Наверное, спит до одиннадцати, если не растолкать, да?

— Что поделаешь. — Травников усмехнулся. — Организм требует. Врачи теперь определили: каждому по потребности.

— Скажешь тоже — организм. Что я, сестричку не знаю? Тебе бы, Жека, на мне жениться — горы бы свернул!.. Ну скажи, подошла бы я тебе в жены?

Травников с опаской поднял глаза на Юлию. Она смотрела с веселым вызовом, и трудно было понять, шутит она или всерьез. Травников тяжело передохнул:

— Ладно о старом. Давай лучше поговорим, что с дачей делать. Ты ведь тоже наследница…

Статья о ладожских буерах была напечатана, но отклики на нее приходили совсем не те, какие ожидались. Семидесятилетняя пенсионерка вспомнила, как эвакуировалась по «Дороге жизни», рассказывала, кем стали бывшие тогда при ней дети. Пионеры спрашивали адреса и фамилии буеристов. Было письмо, где предлагалось снять по статье цветной широкоформатный фильм. Лишь в одном, подписанном доктором технических наук и яхтсменом, говорилось, что он готов познакомить корреспондента с человеком, причастным к рассказанной истории, если корреспондент приедет в Ленинград.

Травников поехал. Доктор наук оказался моложавым крепышом в выгоревшей клетчатой рубахе, дешевых джинсах и кедах. Машина у него, однако, была новенькая, приятно пахла пластиком, и он быстро погнал ее на Крестовский остров.