— Да, Белая Церковь совсем недалеко от Киева! Вон куда забрался, антихрист. Скоро о нашем направлении заговорят.

Газета выпадала из Гришиных рук.

— Как же это так?

А мотовило все крутилось, Гришина мать испуганно смотрела на, казалось бы, равнодушную ко всему свекровь, а сама с тревогой и отчаянием спрашивала словами сына:

— Как же это так?

…Гриша дочитал «Пилипка», лег навзничь. И видел, перед собой смелого мальчишку, героя рассказа любимого писателя Андрея Головко.

«У него глаза, как васильки в жите…» Во ржи, значит. Ишь какие красивые!

А у Гриши серые, не похожие на глаза Пилипка. И про жито красиво написано.

Гриша любит жито. И все полещуки его почитают, потому что жито, как говорила бабушка, — это жизнь. У них, в Таранивке, каждым летом праздник такой бывает — обжинки. Девушки надевают венки из васильков и колосьев, поют красивые обжинковые песни:

Любил Гриша эти песни щедрого лета, когда с поля до последнего колосочка убран хлеб. И они, школяры, были не гостями на том празднике. Ведь, собирая колоски, еще и соревновались класс с классом, отряд с отрядом — кто больше соберет. Отчаянно соревновались!

Девушки пели обжинковые песни, а Гришины друзья тем временем наслаждались душистым ржаным свежим хлебом.

Надевали венки на председателя колхоза и на бригадиров, на звеньевых и ударников. Допоздна за праздничными столами засиживались таранивцы, прославляя свой труд, свои руки рабочие, которые всегда пахли хлебом. И мамины, бабушкины, отцовские руки пахли тем же зрелым степным богатством.

А больше всего любил Гриша ходить с отцом по лугам и полям, по лесам. Помнит — весной взял его отец в лес. Вокруг зеленое царство — цветет черемуха, дурманя ароматом голову.

— Ну что ты, Гриша, видишь? — улыбается отец.

— Как что? Лес, весну, вон черемуха зацвела…

— Нет, — мотнул головой отец. — Мало ты видишь. Присмотрись — земля глаза открывает.

Скажет такое отец… Как это земля может глаза открывать? Разве есть у нее глаза?.. Но слова отца не забылись, засели в Гришиной голове. Даже как-то приснилось: земля, похожая на огромную тыкву, открывает глаза, будто сине-черные сливы…

Он внимательно присматривался к буйной зелени, которая лезла через заборы, кудрявилась в канавах, расползалась пышной ботвой по огороду, колючими тыквенными плетями, лопухами на меже. И ему казалось, что это земля смотрела на него своими желтыми — тыквенными, белыми — картофельными, розовыми — чертополоха цветами…

А еще любил Гриша сенокос. Ранним утром, когда лежала щедрая роса, косари садились на телеги и тарабанили на сенокос. Ездили гурьбой, так как сенокос артельный. Сенокос-то артельный, а вот завтраки косарям носили тогда их жены. Только позже кухня и общие обеды появились. А в первые артельные годы каждый косарь высматривал свою. Когда ехали на сенокос, держали острые косы в руках, как знамена, — торжественно, гордо. Косы поблескивали, сияли на утреннем солнце, если уже успевало оно взойти.