Утро шло своим чередом. Она подмечала все больше деталей и, наконец, начала видеть в работе оазиса некую общую схему. Ни один из локомотивов, ни одна из труб на зданиях не извергали никакого дыма. Возможно, все они жгли кокс – потому и в долине было так необычайно чисто. У трех кранов, поднимавших отрезы стальных труб или куски листового железа с платформ, моторы были другие: гидравлические или, возможно, даже электрические. То, что творилось в самом изолированном строении, точно управлялось электричеством: провода бежали к нему от маленького кирпичного домика неподалеку. Всякий раз, как маневровый локомотив подгонял к нему вереницу вагонов, они вставали не непосредственно рядом, как в других местах, а на боковой ветке, чуть поодаль. Там их забирало уже совсем другое устройство, с виду необъяснимым образом питавшееся от протянутого сверху провода. Когда оно в какой-то момент сломалось, они, вместо того чтобы затащить вагоны внутрь паровозом, запрягли в них целый табун лошадей.

Стало быть, это здание, стоящее на отшибе от прочих, в которое они не хотят вносить живой огонь, скорее всего, представляет собой склад взрывчатки.

Салли созерцала это все неподвижно, бесчувственно, словно превратилась в один большой глаз.

Во второй половине дня в доме с флагштоком развернули какую-то новую деятельность. Наверху растворили окна (стекла блеснули на солнце), и в одном из них возникла горничная, прибиравшая комнату. Телега лавочника подкатила к крыльцу, из нее стали что-то разгружать. Из двух труб начал виться дым. Еще одна горничная – но, возможно, та же самая – вышла из парадной двери на платформу и принялась полировать медную фурнитуру.

Ближе к закату Салли, наконец, увидела то, чего ждала: семафор сменил цвет у главной железнодорожной линии, идущей с юга; по долине раскатился паровозный свисток, а затем и сам паровоз, влекущий единственный вагон, неторопливо миновал лабиринт ответвлений и остановился возле дома.

Локомотив был «Большой северной дороги», но вагон при нем – частный, выкрашенный в приятный темно-синий цвет, с серебряной эмблемой на дверях. Вот он остановился у платформы, и тотчас же слуга – дворецкий или проводник – сбежал с крыльца, чтобы открыть дверь. Аксель Беллман вышел ему навстречу. Его тяжелая фигура и металлический блеск светлых волос под шелковым цилиндром не оставляли сомнений даже на таком расстоянии. Он вошел в дом, а позади камердинер и еще один слуга из дома занялись разгрузкой багажа.

Локомотив тем временем отцепился от вагона и, пуская султаны пара, покатил дальше и вон из долины. Минуту или две спустя из боковой двери показалась горничная с причиндалами для уборки – метлой, совком и тряпкой – и скрылась в вагоне. Вскоре на флагшток взлетел и затрепетал на ветру флаг с той же эмблемой, что красовалась на дверях вагона. Теперь Салли отчетливо видела ее в лучах заходящего солнца: одинокая серебряная звезда.