– Лиловый, мой дневник не розовый, а лиловый, ты, неудачник, – засмеялась я.
– Это лишь подробности, – отмахнулся он. – А вот страсть – другое дело.
Я пихнула его в бок.
– Ничего подобного. Мне только хочется раскусить его.
Адам закивал, словно психолог, точь-в-точь Лидия, составил ладони пирамидкой и поднес их к губам, а потом протянул:
– М-м-м, признайся, под этим «раскусить» ты подразумеваешь «залезть на его эрегированный член», я правильно тебя понял?
Я захохотала.
– Ну разумеется, – съехидничала я, но тут же выпалила – что поделать, я действительна была одержима Марком Тернером: – Ты не находишь его интересным? Ну, в смысле, он такой серьезный. Даже представить не могу, за что его сослали сюда. Не мог же он сделать что-то такое…
Тут уж Адам не выдержал:
– Что? У нас теперь есть специальный инструмент для определения геев? Его родители и не собирались, но когда он в третий раз за месяц пересмотрел «Кабаре» и его поймали на месте преступления, они решили, что с них хватит. Видишь, в конце концов он сделал это «что-то»!
– Ну да, так ведь все и происходит, правда? – сказала я. – То есть почти так.
Адам пожал плечами.
– Наверное, – его голос звучал совсем тихо, – если, конечно, не согрешишь куда сильнее.
– Да, – согласилась я.
Мы молча курили. Я думала о Коули, о ком же еще. О чем думал Адам, я не знаю.
– Интересно, с кем бы ты тут закрутила, если уж не с Марком? – спросил он после долгой паузы.
– Боже, откуда я знаю, – застонала я. – Ни с кем. Никто не приходит в голову.
– Брось, – настаивал он. – Если бы ты выбирала? Если бы тебя заставили?
Я задумалась.