– Моя тоже, но, по-моему, это все вранье. Ничего они не ломаются. Я лично ни разу не видела.

– Твоя правда, – согласился он, а потом уже без всяких экивоков перешел прямо к делу: – Так ты хочешь о чем-нибудь поговорить?

– О Марке?

– О Марке, о том, что случилось вчера, о чем-нибудь?

– Он поправится?

Рик кивнул и заправил волосы за ухо.

– Думаю, да. Он сильно поранился, это серьезная травма. Восстанавливаться придется долго. И не только физически.

Говорить о Марке так было нестерпимо. Мне и хотелось, и не хотелось узнавать все подробности. В голове проносились жуткие картины библейских пыток, которым подверг себя Марк: то я представляла его с выколотыми глазами, то с раскинутыми руками, пробитыми гвоздями. От неведения становилось только хуже.

– Это случилось у вас на глазах? – решилась я. Если задуматься, так только хуже. Возможно, Марк хотел, чтобы они видели, насколько все его доконало, что уже было все равно, смотрит ли кто-то.

– Нет, он был в своей комнате, – ответил Рик.

– Но почему вы оставили его одного, если так беспокоились? – Мне не хотелось, чтобы вопрос прозвучал резко, но вышло именно так. Хотя я не жалела, что задала его.

– Хотелось бы найти хороший ответ, но, увы, мне нечего сказать. – Он сосредоточенно рассматривал свои ладони, водил пальцем по натертым от игры на гитаре мозолям. – Этот же вопрос мучает меня весь сегодняшний день.

Он помолчал. Я ждала, и Рик заговорил снова:

– Он совсем успокоился. Было уже очень поздно, когда мы отвели его в комнату. Адам спал. Мы с Лидией не сомневались, что Марк последует его примеру.

В разговоре опять возникла пауза. Невысказанные слова повисли в воздухе. Мои глаза остановились на фотографии Эрин и ее родителей в Музее живой Библии в Огайо. Семья собралась перед витриной, представлявшей Моисея на горе, все в шортах цвета хаки, футболки аккуратно заправлены, на лицах широкие улыбки. Целый год, глядя на это фото, я думала о том, какими счастливыми они здесь выглядят, как они рады собраться вот так вот, все вместе. Но теперь их улыбки вызывали ужас, такими они были фальшивыми, словно это не люди, а манекены, оскалившие пластиковые губы. У меня разболелась голова. Я повернулась к Рику и сказала:

– Я не знаю, о чем еще спрашивать. Или вы хотите, чтобы мы всё узнали, или нет. Какой смысл обсуждать, если вы что-то от нас скрываете.

– Что ж, я расскажу тебе, – сказал он просто, – если ты хочешь. Это, ах… – Он помолчал, болезненно поморщившись. – Мы с Лидией разошлись во мнениях по этому вопросу, но, думаю, важно оставаться честными со всеми вами, ничего не скрывать и не утаивать, чтобы не осталось места для слухов и сплетен. Но это очень неприглядно, Кэмерон.