– Уверена, Рик, Лидия и все остальные в «Обетовании» думают, что действуют в наших интересах, заботятся о нашем телесном, душевном и духовном состоянии, – начала я. – Но между правдой и тем, что ты принимаешь за нее, есть разница.

– Хм… – промычал он. – Продолжайте.

– Попробую. – Я не знала, получится ли, но все равно попыталась. – Бывает так, что можно здорово кому-то навредить, если хочешь ему помочь, но заведомо неправильным способом.

– Так вы хотите сказать, что к вам применяют насилие? – Его тон мне не очень нравился.

– Послушайте, никто нас не бьет. На нас даже не кричат. Дело же не в этом. – Я вздохнула и покачала головой. – Вы спросили меня, доверяю ли я персоналу? Я не сомневаюсь, что нас будут перевозить с соблюдением всех дорожных правил, что еда для нас будет закупаться каждую неделю, но в том, что касается моей души, я не верю им ни на йоту. Никто из них не знает, что нужно мне, чтобы стать лучше и получить гарантированное место в раю.

Тут я поняла, что он меня не слушает, возможно, ему с самого начала все это было неинтересно. Я злилась на свой беспомощный язык, неспособный выразить то, что было мне так важно, ради Марка, хотя вряд ли бы он согласился со мной.

– Забудьте, – оборвала я себя. – Это трудно объяснить. Я не верю, что такое место, как «Обетование Господне», вообще необходимо. Что мне нужно находиться здесь, всем нам. Весь смысл пребывания в этой школе заключается в том, что нас обязывают верить – все это ради нашего блага, нашего спасения, так могу ли я ответить «да» на ваш вопрос?

– Думаю, нет, не можете, – согласился он.

Наконец-то я задела его. И я решила не останавливаться:

– Я же знаю, что вы здесь из-за того, что случилось с Марком.

Но прежде чем я успела закончить, он перебил меня:

– Того, что мистер Тернер сделал с собой.

– Что? – удивилась я.

– Вы сказали «с ним случилось», – объяснил он. – С ним не просто что-то случилось. Он нанес себе довольно серьезные увечья.

– Да, находясь в стенах этого учреждения, – сказала я.

– Правильно, – подтвердил он бесстрастным тоном. – И именно поэтому я здесь: чтобы изучить условия, в которых находятся подопечные, а не самую цель существования учреждения, если только ее достижение не подразумевает применение насилия или отсутствие ухода.

– Но разве это не эмоциональное насилие?

– Возможно, – сказал он уклончиво. – Вы считаете, что подвергаетесь эмоциональному насилию со стороны персонала?

– О боже! – Я всплеснула руками, что вполне передавало мои истинные чувства. – Вы же слышали, что цель этого гребаного места – заставить нас ненавидеть себя так, чтобы нам захотелось измениться. Нам положено ненавидеть и презирать себя.