– Вы не доверяете здешнему персоналу?

Не могу сказать, что его реакция была для меня неожиданной, – я ожидала ее, когда ответила так, но вот что делать дальше, я совершенно не представляла.

– Ну… в каком смысле «не доверяю»? – уточнила я. – Что вы подразумеваете под доверием?

– Доверие… – протянул он. Его лицо приобрело выражение «ну-это-же-очевидно-детка», хотя он так и не сказал. – Доверие, – начал он, – это вера в кого-то, в чьи-то способности. Вы можете доверить персоналу школы охрану вашей безопасности? Верите, что они действуют в ваших интересах?

Я пожала плечами.

– По-вашему, все выходит слишком просто. Либо черное, либо белое. Никаких оттенков.

– Думаю, так оно и есть, – согласился он. – Я не пытаюсь обмануть вас своими вопросами. – Я видела, что он постепенно теряет терпение или что, возможно, я просто ему не очень нравилась. Я заметила, что уши у него заросли волосами. Было трудно не смотреть на них, зная об этом, очень уж много их было и снаружи, и внутри.

– Может быть, если бы вы жили здесь, то видели бы все несколько в другом свете. – Я глядела на его уши и чувствовала, что еще немного – и я начну глупо хихикать, точь-в-точь Хелен на нашей последней групповой встрече. Я сосредоточилась на его галстуке. Он тоже был желтым, как и его блокнот, но более глубокого оттенка, с лазоревыми ирисами. Лазоревый – я по-прежнему любила это слово. Хороший был галстук. Даже замечательный. – Отличный галстук, – сказала я.

Он наклонил подбородок, чтобы получше рассмотреть галстук, словно успел позабыть, какой именно выбрал сегодня. Может, и правда забыл.

– Спасибо, – сказал он. – Он совсем новый. Жена выбирала.

– Очень мило, – одобрила я. Это и впрямь было мило. И еще совершенно нормально. Быть женатым на женщине, которая выбирает для тебя желтые галстуки. Что бы это слово ни значило – нормально… Жить не в таком вот «Обетовании», вот что это. По крайней мере, тогда мне казалось именно так.

– Да, она у меня вроде как модница, – улыбнулся он, но потом вдруг вспомнил, зачем он здесь. – Можете ли вы уточнить, что именно имелось в виду, когда вы сказали, что не можете доверять персоналу?

Теперь он говорил как типичный психолог, который просит тебя поточнее описать твои чувства. Сама удивляюсь, почему я выбрала именно его, чтобы излить душу. Как мне вообще такое пришло в голову? Может, дело было в том, что ему полагалось воспринимать меня всерьез, чего бы я ни наговорила? Или дело было в его дотошности, в точном следовании правилам, а еще в том, что его положение давало мне слабую надежду найти в нем не судью, а адвоката?