— Долго ли?.. — Солдат задумался, соображая. — До жениховых лет хватит.

— Ты, дяденька, правду скажи!

— Я всегда говорю правду, не люблю шаромыжничать.

Но правда была такая, что Еремка никак не мог поверить в нее, и продолжал выспрашивать:

— Стало быть, и к зиме не дойду?

— К этой не дойдешь. К другой какой-нибудь дойдешь.

— Ноги вот оттопал, зря торопился, — тихо, покорно жалобился парень.

— Благо, что целы, до колен можно износить на таком-то пути.

— Тятьку мово не видал? — спросил Еремка. — Он тоже на войне.

— Может, и видал, а может, и не довелось столкнуться: война большая. — Солдат отстранил Еремку от вагона, который начал двигаться. — Паровоз подают, поберегись! — А потом вдруг схватил парня за плечо, потянул к себе: — Полезай в вагон! Так оно лучше будет. Скоро поедем. Я в те же места, по соседству с твоей березой, пробираюсь. Полезай смелей! Для нас, для солдат, теперь нет контролей, не ссадят. До Красноярска со мной, там на пароход сдам по Енисею.

Поезд тронулся.

— Вот теперь к зиме будешь у мамки, раньше даже представим, — сказал солдат весело, потом спросил: — Как же ты обходился без копеечки?

— А постучусь и попрошу, чего надо мне: дайте кусочек хлебца прохожему, дайте испить, пустите ночевать прохожего… Все, что надо было.

— И как же, давали, пускали?

— Да, не отказали ни разочка.

— Ну, отдыхай! Теперь можешь спокойно.

— Горы погляжу. Интересно.

— Погляжу и я. Чудеса-горы, не наглядишься, раз десятый вот так на поезде режу их и все торчу в окне.

* * *

Еремка плыл по Енисею на барже, которую тянул за собой пароход «Труженик». Баржа везла муку на далекий Север, где не растет хлеб и люди занимаются только охотой да рыбной ловлей. Ехали еще парни и девушки — недавние переселенцы, которым не посчастливилось на сибирской земле. Сильно обеднели они при переезде в Сибирь и не сумели подняться на новом месте, пришлось искать заработки на стороне. Они рассказывали, что напервостях переселенцам очень трудно, особенно тем, у кого мала рабочая сила. Надо рубить тайгу, корчевать пни.