— Чего к стенке-то жмешься, замерзнешь. Летай больше, летай!

Воробей с трудом приподнял голову. Над ним стоял невысокий худенький подросток, одетый в черную шинель со светлыми пуговицами. Ему тоже было холодно, он втянул голову в плечи, перебирал ногами и похватывал руками себя за уши.

Подросток потрогал воробья носком валенка и продолжал:

— Ну, лети, лети! И больше в такой мороз не показывай носа из гнезда.

А воробей даже не мог шевельнуться.

— Да ты что, замерз? — И подросток схватил воробья.

Тот вздрогнул от неожиданности.

— Живой, живой! — радостно сказал подросток, сунул воробья за пазуху и быстро пошел дальше.

Воробей сидел тихо, он так намерзся, что ему было все равно: жить или умереть. И в полном безразличии ко всему он крепко уснул. Сколько он спал, не знает, а когда проснулся, то увидел, что лежит на ладони у знакомого подростка и вокруг него все люди, люди. Некоторые из них такие же молоденькие, как его спаситель, и одеты, как он, другие старые, усатые, бородатые и одеты в промасленные бушлаты деповских рабочих. И все они внимательно смотрят на воробья, улыбаются, усмехаются и что-то говорят его приятелю. Приятель кивает головой, а потом достает кусочек хлеба и кладет воробью под клюв.

Воробью и тревожно, он никогда не бывал в таком положении, и есть хочется. Он сидит в нерешительности, что делать. О смерти он больше не думает: он хорошо обогрелся за пазухой у подростка, и в помещении, куда его внесли, тоже очень тепло. И воробей решает по-живому: сперва поем, а потом видно будет. И он жадно клюет хлеб. А ему подкладывают новый. Наклевался. А хлеба еще полная ладонь.

«Жалко, что нельзя взять с собой», — подумал воробей. Жалко, но ничего не поделаешь. Расправил крылья и порхнул вверх.

Он летел до тех пор, пока не стукнулся о крышу. Затем он устроился в щелке между крышей и перекладиной и оттуда начал разглядывать, где же оказался. Сначала ровно ничего не понимал. Сверху была черная, закоптелая крыша, снизу такая же черная копотная бездна. В глубине ее громкий лязг, стук и звон железа. Иногда в черноте бездны то тут, то там зажигались ослепительно яркие огни и, погорев немного, гасли.

Бездна, на первый взгляд такая страшная; на самом деле воробью ничем не угрожала. Она была сама по себе, он сам по себе. Воробей осмелел и прыг-скок на новую перекладину пониже. В глубине бездны проступили знакомые черные силуэты. Воробей прыг-скок еще пониже. И тогда явственно увидел, что находится он в большом, как вокзальная площадь, доме. Весь пол этого дома устлан железными полосами — рельсами. А на рельсах стоят паровозы.