Тінь Коростильова знову заворушилася. Це він розкладав карти на столі.

– Песками горючими, лесами дремучими, огнем и водой пойдет твой Тимошка, ненаглядная ты моя красавица, и кровь будет по его следу, и страсти, и вихри, и такое выпадает, что и рану получит или повреждение какое.

Анютка схлипнула, приклала долоні до очей і так застигла.

– И такое показывает, что в казенном доме он будет, навроде как в госпитале. А возле него будет ходить трефовый король. Видишь, рядышком падает. И будет больно уважать и любить твоего Тимошку. Так сердцем к нему потянется, так душеньку и выложит ему на ладошки. Выпадает – раненый Тимошка. Ничего. Боль у него маленькая. Так, пустяки. Может, ногу или руку маленько задело. Ах, какой же он развеселый да шутник, твой Тимошка.

– Уж и не говорите, добрый человек, – ще дужче розплакалась Анютка. – Дома был, все песни играл. Загрущу, бывало, а он меня туточка сразу и развеселит, – вже зовсім розревлася Анютка.

– А по тебе он тоскует дюже.

– Не забыл, значит, тоскует. Ох, мой родненький, чадунюшка. Человек добрый, молви словечко, как он по мне сохнет?

– А так, что даже и ночами не спит, – зараз же вийшов із тяжкого становища Коростильов. – Все об доме, о твоей любви в помыслах. А это что же? Ах ты, птичкино гнездышко. Две какие-то дамы.

Жіноча тінь на ширмі стрепенулася.

– Да ты не пугайся, красавица. Дамы-то пожилые, вроде как милосердные санитары. Накось, погляди. Э, э, да ты и вовсе счастлива, птичкино гнездышко. Выпадает-то ему дорога к дому.

– Ой, добрый человек, ой, что ты, – схопилася Анютка, і голос її затремтів від щастя, і за ширмою зробилося світліше.

– И возвернется он к тебе живой, здоровый, при наградах придет и большую любовь тебе принесет. А еще выпадает вам счастье большое, семейное, – інтимно понизив голос ворожбит. – Радость вам будет. Много радости. Вроде на то показывает, как бы ребеночек был, что ли. Предвидится? Ась?

Анютина тінь кивнула головою.

– Ну, вот видишь. Меня не обманешь, я как в воду гляжу.

– Уж истинно, как по книге читаете, – весело щебетнула Анютка і заметушилась по хаті. – Чем же вас отблагодарить, какое добро сделать? Да садитесь же. Я вас так не отпущу. Нет, нет. Ох ты ж, боже мой, чего же такое придумать? Да сидите, чего же вы встали?

– Служба. На работу нада иттить.

– Так я вам сальца, мучички. А табачку угодно ль? Папаня наш не курит, а в Тимоши есть на чердачке целый мешочек. Сам наделал. А то, может, у нас на квартире останетесь, у нас уже есть два постояльца, а вы третий. Все веселей. А комнаты у нас просторные, не стемните.